С. Муратов - ТВ-эволюция нетерпимости

В декабре 1996 года Судебная палата по информационным спорам рассматривала жалобу телезрителя на документальный телефильм из цикла «Криминальная Россия» /«Удав»/. Фильм о действиях правоохранительных органов, которые задержали сексуального маньяка, совершавшего насилия и убивавшего своих жертв. Оправдана ли, спрашивал зритель, столь подробная демонстрация расчлененных тел, обезображенных трупов, у которых отрезаны головы, и детальное описание технологии совершения преступлений. Тем более, что фильм демонстрировался в 19.30, когда у экрана — дети. Правомерно ли при этом разглашение имен и фамилий жертв? Такой показ изощренных жестокостей, по мнению зрителя, — становится бедствием телевидения.

Но задача нашего цикла, возражали авторы, в том и состоит, чтобы предотвратить подобные преступления и показывать замечательную работу сотрудников наших органов. Если верить авторам, документалисты действовали как санитары леса.

Но зачем же показывать сцены насилия в таких кровавых подробностях? — спрашивали участники обсуждения. Да потому, отвечали авторы, что иначе зрителей не проймешь. Они столько подобных эпизодов уже видели на своих экранах, что им это давно уже опостылело.

А как же дети, которые в это время находятся перед телевизором?

Но мы же заранее, звучало в ответ, предупреждаем перед началом фильма: «Авторы приносят свои извинения всем, кому этот фильм покажется слишком жестоким. Мы не советуем смотреть его детям и людям со слабым здоровьем».

Наличие такого предупреждения, вероятно, лучше, чем если бы его не было. Тем более, когда в доме заботливые родители. Но если родителей в доме нет, для подростков подобного рода фраза — еще одно искушение.

Ведущий еженедельного «Случайного свидетеля» /«РЕН-ТВ»/ на протяжении нескольких месяцев начинал каждый выпуск с того, что в финале покажет особо скандальные кадры. Передача посвящалась экстремальным ситуациям в Америке — пожарам, наводнениям, авиа-крушениям, катастрофам на автогонках. А особо скандальный сюжет — безобразным потасовкам героев шоу Джерри Стрингера. Все эти кадры, объяснял ведущий, были безжалостно вырезаны из записи передачи и никогда не демонстрировались в американском эфире. Он показывает их исключительно для того, чтобы ничего подобного на российском телевидении не было.

Сознавал ли ведущий, что этим поступком проявляет откровенное презрение к своим зрителям?

То, что даже сами американцы считали «за гранью» и выбрасывали в мусорные корзины, с его точки зрения, вполне подходило российской аудитории. Подлинный же мотив был очевиден любому зрителю — подобные скандалы как раз и обеспечивали желанный рейтинг.

Чем выше прибыль — тем ниже этические границы. «Хочется рейтинга, и чтобы привлечь внимание к своему продукту, нарушают все моральные табу, — признаются преуспевающие продюсеры, ссылаясь в качестве примера все на те же «600 секунд». — Конечно, то, что «железный Шурик» делал, делать нельзя. Но какое чудовищное количество фанатов у него было!».

Трогательна неподдельная зависть последней фразы.

Такие признания, впрочем, звучат не часто. С одной стороны, останавливает чувство приличия. С другой, погоню за рейтингом гораздо удобнее выдать за заботу о телезрителе /«Мы боремся за аудиторию»/. Сцены насилия — за предотвращение зла. Предъявителей трупов — за санитаров леса. Яд — за лекарство.

Но никакое лечение не должно быть мучительнее болезни. А тем более источниками этой болезни.

Демонстрация «Криминальной России» в самое детское время /19.30 — «час пик»/ куда красноречивее обнажает мотивы создателей цикла, чем ими же приводимые аргументы.

«Такие сюжеты люди хотят смотреть».

Откуда берется зло?

Как-то в одном из ранних выпусков «Взгляда» ведущие со смехом рассказали о том, что в Киеве пропал из продажи сахар. Они показывали украинские «сахарные» талоны, пили сладкий чай и трунили по поводу разгильдяев-хозяйственников, допустивших подобные безобразия на родине сахарной свеклы. Зрители тоже посмеялись, но при этом и задумались: разгильдяи обитают не только на Украине. Кто его знает — сегодня в Киеве, а завтра…

В течение нескольких дней сахарный бум охватил страну. Это, конечно, не значит, что не выступи телевидение, никакого бы кризиса не произошло. Но популярная передача подействовала как катализатор — паника вспыхнула как пожар. А спровоцированная паника в экономике равнозначна стихийному бедствию.

Документалисты не слишком часто склонны задумываться над тем, что передача, иной раз даже независимо от их целей, срабатывает как детонатор общественных действий.

Вряд ли думали о последствиях своего сюжета и репортеры из «Времечко", рассказывая об открытой продаже в коммерческих киосках сильнейшего психотропного средства. Фармацевт на экране назвал ситуацию с коммерческими киосками чудовищно безответственной /7.06.94/. Но разве ответственнее вели себя журналисты, когда обнародуя подобную информацию, упоминали название препарата, показывали, как он выглядит и тем самым невольно давали понять, где его можно приобрести? Сюжет обернулся, по сути, рекламой для начинающих наркоманов.

О последствиях не задумывались и их коллеги из "Комсомольской правды", рассказывая в очерке "Когда зацветает мак" о подростках, которые, чтобы забалдеть, покупали клей /называлась марка/ и дышали им через целлофановые пакеты. «Рецепт» разошелся 16-миллионным тиражом, породив последователей, и для иных закончился трагическим результатом. "На чьей они совести?.. Как надо знать зло, чтобы его искоренить, а не умножить?", — задавалась вопросом обозреватель «Известий» Я. Юферова?

Первые репортажи о бастующих шахтерах на рельсах /1998/ сопровождались сочувственными комментариями, — авторы репортажей убеждали бастующих, что те не одиноки, что не сегодня-завтра к ним присоединятся учителя и медики. Такие репортажи шли едва ли не в каждом выпуске новостей. В «Останкино» стали звонить из разных городов: «Присылайте бригаду. Наши шахтеры тоже собираются перекрыть дороги и останавливать поезда. Если не пришлете, то мы на рельсы не выйдем».

В одной английской притче два джентльмена прогуливаются вдоль реки. Завернув за крутой изгиб берега, они неожиданно слышат крик о помощи, — в воде тонет ребенок. Один из них быстро сбрасывает одежду, прыгает в реку и буквально в последний момент успевает схватить малыша. Но только выносит его на берег, как снова крик, — тонет другой ребенок. Не отдышавшийся спаситель опять бросается в воду. И тут раздается еще более отчаянный крик, — в реке барахтается третий ребенок. Тогда второй джентльмен круто разворачивается и бежит назад. "Куда же ты?" — кричит первый. — "Я хочу отыскать того мерзавца, который бросает в реку детей".