Мария Галина - Фантастика глазами биолога

Приход человека (а с ним и его вечных спутников — собак, крыс, кроликов и кошек) нарушил этот баланс, но окончательно подорвать его пока так и не смог. Таким образом в Австралии естественным путем получилось что-то вроде Затерянного Мира Конан Дойла, где благополучно сосуществуют разные биологические эпохи (даже первобытный уклад аборигенов — таких же пришельцев но более ранних, здесь сосуществует с техногенной цивилизацией), или булычевского «Подземелья ведьм» (1987). Впрочем, размах реальности гораздо скромнее — динозавров в Австралии не водится, хотя в Новой Зеландии, наряду с сумчатыми уцелела и современница и ближайшая родственница динозавров — «трехглазая» [11] Третий глаз гаттерии — скопление светочувствительных клеток на голове — у взрослых ящериц затягивается чешуей. Зачем он нужен, в общем-то непонятно, тем более, что гаттерия ведет ночной образ жизни ящерица гаттерия.

Некоторые «реликты» не выдерживают конкуренции при столкновении с более продвинутыми формами (когда поселенцы начали осваивать ту же Австралию, вымерли многие виды сумчатых). Некоторые — вполне благополучны и процветают до сих пор (опоссумы в Америке занимают ту же экологическую нишу, что и крысы и прекрасно себя чувствуют). Крокодилы — не меньший реликт, чем динозавры, прекрасно освоились в новом мире. То же — акулы. Ведь они древнее тех же динозавров.

Другое морское животное, могущее похвастаться несравнимо более древним возрастом, это океанский моллюск наутилус, чья история уходит в прошлое как минимум на 500 миллионов лет. Он был еще современником аммонитов. Представьте себе, что на одной лестничной площадке с вами живет человек, который видел, как строились египетские пирамиды, или сам участвовал в их строительстве, — и вы получите примерное представление об относительном возрасте этого вида и других ныне существующих животных. Аммониты давно вымерли, да и произошедшие от аммонитов белемниты (их ископаемые остатки находят до сих пор, в народе они называются «чертовы пальцы») тоже вымерли давным-давно, а наутилусы все живут. Правда, их осталось не так уж много.

Криптозоология — поиск «недовымерших животных» и переходных звеньев — была любимым развлечением просвещенных шестидесятников (и не только в СССР). Имеет ли она под собой какие-то основания? Да, безусловно. В каких-то случаях. Существуют всем известные примеры, когда крупных, ранее неизвестных науке животных обнаруживали в ХХ веке (правда, в основном в 1-й его половине). Обнаруживаются и животные, которые раньше считались вымершими (в том числе и истребленные человеком). Буквально в этом году в лесах Америки обнаружили сразу в нескольких местах считавшихся безвозвратно истребленными гигантских дятлов. До сих пор находятся люди, утверждающие, что видели тасманийского сумчатого тигра (волка), истребленного поселенцами в ХIХ веке.

Сейчас, учитывая тот бум, который поднят в цивилизованном мире вокруг редких и исчезающих видов, этим находкам почти ничего не грозит (будем считать исключением тот странный случай, когда совсем недавно во вполне продвинутом зоопарке США от мышьякового отравления погибла семья больших панд, которых в мире насчитывается всего несколько сотен). Но вообще — что мы будем делать со «снежным человеком», если его действительно найдем? Посадим в клетку? Изымем из привычной среды? «Нечаянно» умертвим, чтобы иметь возможность как следует разглядеть, что у него внутри?

За реликтами (если станет известно точное место их обитания) начнут охотиться люди, с, мягко говоря, сомнительными моральными принципами — ради выгоды. Как истребляют ради выгоды реликтовых суматранских носорогов.

Лично меня удивляет азарт криптозоологов, пытающихся отыскать, скажем, пещерного медведя (не задумываясь о том, какая участь ждет его после обнаружения) и равнодушно проходящего мимо ближайшей лужи, где роются в иле крупные (до 5 сантиметров в длину) темно-бурые рачки, больше напоминающие по виду тропических мечехвостов. Это — щитни, названные так потому, что их голову, грудь и переднюю часть брюшка покрывает плоский овальный щит. Глаз у щитня целых три — два сложных, фасеточных и один простой непарный посредине. Щитень питается мельчайшими частицами органического вещества, которые он извлекает со дна, взрывая ил своими многочисленными ножками, но не упускает он и случая поохотиться на мелких ракообразных, личинок насекомых и даже на головастиков. Размножается щитень, откладывая яйца, причем самцов у этих ракообразных гораздо меньше, чем самок — не более 10 на 1000. Кроме своего странного облика щитень, вроде бы, ничем не примечателен, но этот рачок в том виде, в котором он существует сейчас, попадался в ископаемом виде в отложениях, чей возраст превышает 200 миллионов лет! И жил он точно также — в весенних лужах или мелких мутных водоемах. Удивительное постоянство!

Снежного человека, за которым так охотятся криптозоологи, тогда еще и рядом не стояло!

Понятно, что найти кого-то, напоминающего нас с вами, более лестно (и более почетно), чем, сидя на корточках у весенней лужи, наблюдать за тем, как щитни плавают там кверху брюшком (такой у них фамильный способ передвижения).

Но если мы и найдем такого гоминида (что маловероятно), то неудивительно, что поиски были сопряжены с такими трудностями. Снежный человек ведь скрывается не от пещерного медведя, а именно от нас, людей.

Человек — процветающий, агрессивный биологический вид. А для любого процветающего агрессивного биологического вида свойственна естественная неприязнь к возможным конкурентам, особенно себе подобным (то есть тем, кто претендует на сходную экологическую нишу [12] Экологическая ниша — совокупность условий, в которых обитает данный вид; пища, пространство, температурный режим, интенсивность солнечного излучения и т. п. Чем шире экологическая ниша, тем более процветающим и многочисленным является вид. ). Любимый мной Дольник (кстати, всем, кто сумеет раздобыть «Непослушное дитя биосферы» настоятельно советую прочесть), полагает, что какое-то время на Земле бок-о-бок существовали две цивилизации, два разумных вида (хомо сапиенс и неандертальцы), один из которых был даже не вытеснен, а физически истреблен другим — что вполне наглядно показано в тех же «Наследниках» Голдинга.

Считается, что неприязнь одной группы к другой тем больше, чем ближе сходство между видами (самые страшные войны вспыхивали между близкими народами, отличающимися по одному-двум признакам). Незнакомый, но близкородственный язык кажется нам смешным — именно потому, что напоминает наш собственный (сколько русскоязычных поколений веселилось над чисто умозрительной фразой «чи гэпнусь я, дрючком пропэртий?»).