Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №1 (2002)

Ланину, видимо, надоело это представление, поэтому он мрачно резанул:

— Где работа, пан?

Но пана не так-то легко было остановить. Положив пудовую свою руку на плечо рыжего парня, он обернулся к Лешке.

— Вот скажи, Алекс, мог бы ты за бумажку, подписанную неизвестно кем, с изображением неизвестно кого, выложить тысячу долларов?

Алексей хмуро взглянул на Дымбу.

— Покажи “бумажку”, разберемся...

— Сейчас увидите. Вот этот молодой бизнесмен принес. Утверждает, что это портрет русского, — Дымба выразительно взглянул на рыжего, — русского композитора Стравинского, даже не потрудившись сравнить его с известными фотографиями маэстро!

Я уже давно догадался, что этот рыжий поляк и есть тот самый зять коротышки Дэвида, владельца антикварного магазина. Как его зовут?.. Ну да, Люцик! Приехал в Нью-Йорк продавать подаренный ему рисунок. Пан Дымба тем временем взял со стола картонную папку и раскрыл ее.

— Вот, извольте посмотреть... Пан бизнесмен,— Дымба сделал паузу и в упор уставился на толстенького Люцика, в его глазах опять запрыгали чертики,— пан бизнесмен запросил десять сотенных.

Мы с Лешкой поднялись с кресел и подошли к столу. Итак, “Ю.Пи.” сейчас перестанет быть загадкой. Главное — расшифровать, кто же автор? Еще подходя к столу, я почувствовал внутри какой-то холодок. Взглянул на Леху — его лицо было сосредоточенно-мрачным. Меж тем пан Дымба продолжал свой цирк: лист на столе лежал изображением вниз. Но уже сам вид плотной желтоватой бумаги подтверждал, что это не просто заурядная работа. Мощная ладонь Дымбы лежала поверх листа.

— Это не поляк, я уверен, — продолжал свою “лекцию” галерейщик. — Скорее, это по вашему департаменту; кто-то из русских.

С этими словами он жестом фокусника перевернул лист. Господи! Да одного взгляда было достаточно, чтобы понять все! Широкими, небрежными — мастерски небрежными — штрихами художник изобразил мясистый нос, усы щеточкой и непослушную челку набок. Все это могло принадлежать только одному человеку — Корнею Чуковскому. И рисовал его Илья Репин. Внизу так же небрежно были начертаны две русские буквы — “И.Р.” Все ясно! В английской транскрипции эти буквы произносятся как “Ю.Пи.”.

Я взглянул на Лешку, тот на меня, и наши лица расплылись в глупых улыбках.

— Да это же Чуковский, — с торжествующим вызовом воскликнул Леха. — А художник — Илья Репин. А то заладили — “Ю.Пи”... “Ю.Пи”...

— Поляки? — с надеждой встрепенулся Люцик.

— Не-а, русские. И оба знаменитые.

— А я что говорил!— захохотал пан Дымба.— Только взглянул, сразу понял, что из России. А теперь послушай, — повернулся он к скисшему Люцику, — как оценят русские эксперты твою “бумажку”.

Дымба подмигнул нам с Лешкой:

— Ваше мнение, господа?

Ясно, пан понял, что мы заинтересовались работой, но она пока что в его руках. Конечно, он уломает рыжего, но чтобы он мог отдать ее нам за приемлемую цену, мы должны оценить сейчас Репина по минимуму. Дымба купит рисунок за названную нами цену, а нам продаст в два раза дороже. Бизнес есть бизнес! Но дело было в том, что я не знал, сколько стоит эта работа! Как им объяснить, что здесь, в Штатах, этот бесценный кусок картона вряд ли кого-то заинтересует. Разве что специалистов по русскому искусству. Даже разбогатевшие эмигранты из бывшего Союза Советских... покупают в основном работы авангардистов или художников-евреев.

И тут заговорил Лешка.

— Понимаешь, парень, — лицо Лехи было серьезное и значительное, — пан Дымба прав. С этой работой бизнеса не сделаешь. Здесь мало кто знает Репина. А тем более — Чуковского. К тому же это — не масло на холсте. Рисунок продать будет трудно. Надо знать, кто собирает русскую живопись...

Пан Дымба едва заметно улыбнулся:

— Ну что ж, господа, благодарю за консультацию, в долгу не останусь. Надеюсь на скорую встречу.

Он явно нас выпроваживал. Мы свою роль сыграли. Как говорится, мавр может уходить... с пустыми руками. У нас даже не было гарантии, что Дымба продаст работу нам. Будет искать, кто больше заплатит.

Вот тут — надо отдать должное Лешке Ланину — он делает просто гениальный ход; подходит к столу, еще раз смотрит на работу и говорит, обращаясь к рыжему Люцику:

— Знаешь, а на флимаркете этому портретику цена вообще долларов десять. Я думаю, парень, тебе нет смысла продавать ее. Вижу, что ты любишь искусство, так собирай коллекцию. В коллекции эта работа будет смотреться совсем по-другому.

Пан Дымба от неожиданности открыл рот, но, ничего не сказав, закрыл и хрюкнул, метнув на Лешку испепеляющий взгляд.

Мы поспешили откланяться.

Манхеттен. Восточная 27-я улица.

...схватив телефонную трубку, Лешка ткнул ее мне:

— Звони!

Мы только что вошли в наш офис. Я снял дубленку, бросил ее на диван и стал набирать номер. У меня у самого вертелась та же мысль — позвонить Дэвиду в Эссекс.

— Скажи, что ему сейчас будет звонить Люцик, чтобы посоветоваться. Пусть передаст ему наш телефон и скажет, чтобы он срочно звонил сюда...

— Если только Дымба его не “сломает”...

Трубка отвечала длинными гудками, никто не подходил.

— Не думаю... Мне кажется, парень понял...

— Посмотрим...

Я услышал голос антикварщика. Все ему объяснив и заручившись его согласием, мы стали ждать...

Прошло Рождество... Прошел Новый год... Люцик так и не позвонил. Мы продолжали заниматься своей текучкой. Растаял февральский снег. В марте деревья начали покрываться нежной салатовой листвой. Вот тогда-то он и объявился. Прямо в офисе. Дежурил Ланин. Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась лохматая рыжая шевелюра. Помявшись у порога, Люцик подсел к столу. Ланин молча поставил перед ним бутылку “Бекса”. Поляк не обратил на нее внимания. Он сидел на краешке стула, крепко вцепившись в папку, лежащую на коленях, и смотрел в пол. Молчание длилось долго. Наконец он прошептал:

— Сто дадите?

Здорово же его покромсал Дымба! Лешка молча выложил сто долларов. Поляк аккуратно уложил деньги в потрепанное портмоне. Протянул папку.

— Пожалуйста, не говорите пану галерейщику.

— Не скажу.

Рыжий Люцик вздохнул, грустно посмотрел на пиво и вышел.

... Летом авиакомпанией “Фин Эйр” я летел в Москву. У меня с собой было семь работ. В том числе и та, что была подписана странными инициалами “Ю.Пи.”

Нью-Йорк,

1996

Алмазные грани “Хрустальной розы”