Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №9 (2002)

Мишляков что-то хотел спросить. Тыковлев внутренне развеселился, пытаясь угадать, что бы это могло быть на сей раз.

“Наверное, думает, не сходить ли ему в отпуск, пока лето не кончилось. Сейчас спросит, засчитываются ли ему месяцы, отработанные в новосибирском обкоме”.

Но Саша ошибся. Вопрос был неожиданный.

— Я, извините, товарищ Тыковлев, внимательно присматриваюсь к тому, как вы работаете. Мне многому еще учиться надо, привыкнуть к стилю работы других товарищей, не выделяться, так сказать, из общепринятого. Вы вот сейчас звонили куда-то по телефону. Как я понял, товарищу, которого лично не знаете. Пригласили зайти. Вы путем ему и не представились. Так, мол, и так, Тыковлев из ЦК. И все. Почему? Он, похоже, вас тоже не очень знал.

— Так лучше, — с готовностью ответил Саша. — ЦК есть ЦК. Нам разрешают так представляться: я такой-то, из ЦК партии. И все. Не обязательно уточнять. Мы, инструкторы, можем звонить, кому угодно: до уровня зам. министров. Впрочем, зам. министрам в промышленных министерствах тоже можно. Обычно все просьбы выполняют. С технарями вообще проще, потому что у них зам. министры в состав руководящих органов партии не входят. Значит, если из ЦК, то руки по швам. С КГБ, военными и мидаками сложнее. У них там в начальстве есть и члены и кандидаты. Они свои записки в ЦК КПСС, а не в отделы ЦК, как другие, пишут. Зав. отделами под ними ходят, а не их дрючат, чтобы за их спиной никто с цековскими не сговаривался. Так что тут точно все просчитывать нужно, а то нарвешься. Позвонишь такому и скажешь, что, мол, Иванов из ЦК, и надо бы сделать то-то и то-то. А он тебе в ответ: не понял, какой Иванов из ЦК. Иванов вроде в состав ЦК не входит. Так вы кто такой все же? Приходится тогда сказать, что звонит инструктор или референт отдела ЦК. А ему только этого и надо. Ах, инструктор. Так вы всего лишь работник аппарата ЦК. Что вам угодно? Кто поручил? Мне кажется, что это нецелесообразно. Впрочем, попросите вашего заведующего отделом позвонить моему министру, а я ему доложу, что вы к нам обращались по такому-то вопросу. Вот и думай тогда, как быть. Пойдешь жаловаться своему зав. отделом, так он тебя же и отругает, хотя, может быть, сам же поручение давал. Нет у вас, дорогой товарищ, рабочего контакта, не умеете себя поставить... А все потому, что сам звонить не хочет или боится, что где-то в чем-то просчитался. Кто его знает, того же Гречко или Громыко? А вдруг они уже о чем-то с Первым договорились, а до нас еще не дошло? А вдруг мы не в ту степь? В общем, дело это тонкое, я имею в виду рабочее повседневное руководство госаппаратом через отделы ЦК. Оч-ч-чень тонкое, — многозна­чительно воздел палец вверх Тыковлев.

— И с нашими клиентами не проще, — продолжил он. — Среди них каждый третий какой-нибудь лауреат, заслуженный или выдающийся. Значит, лично известен. Кто — кому. Кто к Суслову на прием ходит. Кто водку с Никитой пил. Кто в Барвихе в пруду карпов с кем-то из нашего начальства ловит. К ним простому инструктору на кривой козе не подъехать. Кто ты такой, чтобы творческую личность учить, ограничивать, одергивать. Так что советую вам, прежде всего, тщательно изучить тот контингент, с которым будете работать. Без этого сгорите сразу и синим пламенем. А работать надо. Как? Через них самих. Одних против других использовать. Они с превеликой охотой дерутся и подножки друг другу ставят. Но опять же советую работать не напрямую, самому оставаться как можно дальше в стороне, быть арбитром. Лучше действовать через аппарат их творческих союзов и объединений, редакции, Академию наук. Аппарат — это великая сила. В аппарате надо иметь своих надежных людей, очень надежных, ни в коем случае не выдающихся. В этом залог успеха работы. Надо, чтобы они сами в творческих исканиях и спорах вырабатывали ту линию, которая задана партией, боролись за нее и отстаивали ее с убеждением, были непримиримы к противникам линии партии, искренне почитали их своими врагами. Это высший класс партийной работы. К сожалению, правда, не всегда так бывает. Не всегда получается. Но в идеале должно быть именно так. Именно такую работу больше всего ценит руководство. Мы как высший орган партии должны действовать убеждением, а не окриком. Администрировать — это последнее дело, хотя, конечно, иногда приходится, коли иного выхода нет.

— А Зиновию Абрамовичу я предложил, вы правы, зайти в приказном порядке, потому что он аппарат. Он знает, что не сможет не зайти. Он даже рад, что я ему позвонил, что будут у него задания из ЦК, что его помнят, знают и ценят. Мне не надо говорить ему, кто я. Он давно уже по их беспроводному телефону разузнал, кто я, откуда пришел, чем занимаюсь, что за человек. Он ждал не дождался этого звонка, наверняка волновался, почему столько времени прошло, а я его не вспомнил. Вот я его и вспомнил. Нужен он мне стал. Не дело стал писать последнее время этот наш Ерофеев. А еще политический обозреватель! Получается у него, что диктатура пролетариата, с одной стороны, освободила, а с другой — как бы закабалила людей. Начитался, видать, солженицынского “Иван Денисыча” и все копается. Уровень нашего потребления не нравится, дефицит, мол, человеческое достоинство унижает, морально-политическое единство общества ограничивает простор творческих исканий путей строительства социализма. А ведь это критика не кого-нибудь, а нашей государственной системы, хоть он хитрый и кивает на нерасторопных и догматичных Пал Палычей и ратует за широкий взгляд, за творческие развитие марксизма. Кто за дефицит, в конце концов, отвечает? Да мы отвечаем, ЦК КПСС. Ведь он это думает и другим потихоньку внушает.

— Вот пусть Зиновий Абрамович и подумает, как его лучше поправить, — продолжал с пафосом Саша. — Разумеется, руками его же коллег. Не принимать же ЦК, как в 1948 году, постановление о писаниях какого-то Ерофеева. Чести много будет. Да и прошли времена культа и его методов. Кто таких всерьез у нас принимает, когда страна на глазах обновляется и крепнет? Никто. Но поправить Ерофеева надо. Он человек известный и талантливый. Если стал такое писать, то не случайно. Небось, повторяет то, что всякие сотрудники НИИ из молодых да ранних, начитавшись газет и книжек в спецфондах, на кухнях по вечерам за бутылкой водки обсуждают. Шумим, браток, шумим! Помните Грибоедова? Так вот, пора просигналить им, чтобы кончали языки чесать. Много их развелось после “оттепели”. Делом надо заниматься, коммунизм строить, жизнь реальную видеть и понимать. К рабочему классу присматриваться, а то как бы он сам не занялся ими.

— Правильно, — поддержал Мишляков. — По сравнению с Новосибирском в кругах творческой интеллигенции обстановка в Москве намного более сложная. Впрочем, у нас в Академгородке тоже плесени немало.