Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №9 (2002)

Вы слышали где-нибудь такую гнусную шутку?! Словом, ты не ты и лошадь не твоя.

Шутки шутками, но мы уже все страдаем хроническим нервным расстройством, возмущение душит нас, а сделать что-нибудь бессильны. Ко всему, такое состояние опустошает человека.

Вообще Абхазия — это экспериментальный участок, где проводятся опыты по получению гибридов дружбы и интернационализма (!).

Это наши будни. Давайте лучше перейдем к праздникам: это будет, когда Вы приедете к нам. Вы должны увидеть этот народ, которому сослужили великую дружбу, а он — Вас. Это просьба не одного меня, а многих, многих других. Мы будем ждать, когда и как Вы выберете время для поездки в Абхазию.

Больше я не смею Вас утомлять.

До скорых встреч!

Да хранит Вас Бог!

Алексей Гогуа*

* * *

Здравствуйте, уважаемый В. Кожинов!

Спасибо Вам за статью в “Дружбе народов”! Самое, самое сердечное Вам СПАСИБО! За Ваши теплые, глубокие и сердечные слова — Вам, дорогой, наша абхазская любовь. На нашу историю, литературу, язык, письменность Вы посмотрели глазами постороннего человека и выразили, положили на бумагу словами самого близкого (даже больше и лучше многих абхазцев) и родного человека.

Приедете в Абхазию — Вас встретят абхазским гостеприимством. Дай Бог Вам здоровья и счастья.

Джума Ахуба**

* * *

Здравствуй, бесконечно дорогой Вадим!

После непростительно долгой “раскачки”, наконец, отвечаю на твое письмо. Твоя великолепная статья принесла к нам в Абхазию так много неожиданной радости, что передать словами чувства моих земляков просто невозможно. Ставший сразу же известным четвертый номер “ДН” нельзя было достать, наши читатели перехватывали его друг у друга, все читали с упоением. Статья обратила на себя не просто внимание, а вызвала (да, да!) у настоящих абхазов целую бурю восторга, горячей, искренней и неподдельной любви к ее автору — Вадиму Кожинову, который, к всеобщему удовольствию, стал таким рьяным защитником, другом Абхазии, ее истории, культуры и литературы! Нас, которых ты упоминаешь в статье, долго еще после ее выхода останавливали на каждом шагу и без конца расспрашивали о тебе. (Я имею в виду прежде всего людей, далеких от литературы, а литераторы-то тебя знают!)

Мы, разумеется, с удовольствием рассказывали всем все то, что знаем о тебе и твоей столь многогранной деятельности. Бывали даже и такие случаи (чуть забавные со стороны, но примечательные) — сидим где-нибудь с друзьями, и смотришь, к нам подходят совершенно незнакомые люди и предлагают тост за твое здоровье и просят познакомить тебя с ними, если ты приедешь в Абхазию. И каждый выражал при этом свои чувства, по-своему, кто как мог. И это чудесно! Твое слово дошло! Я поздравляю тебя!

Лично я по мере возможностей стараюсь пропагандировать твою работу. Выдержки из нее я приводил в своем выступлении по Тбилисскому телевидению (передача посвящалась 60-летию Шинкуба. Участвовали многие, в том числе Мушни и я). О статье я говорил неизменно в своих выступлениях и на Сев. Кавказе, куда я ездил недавно в качестве участника проводившихся там в мае месяце Дней абхазской литературы и искусства.

Я не сомневаюсь в том, что статью твою будут знать и помнить еще долгие годы. Историки абхазской литературы будут на нее ссылаться, в нашем духовном мире она займет свое прочное место. Она написана по-настоящему талантливым человеком, от души, с позиции совести и порядочности, с порази­тельным знанием истории и особенностей (порой неповторимых!) развития духовного мира абхазского народа. От таких работ исходит самый здоровый путь к истинному взаимопониманию народов, к вечному диалогу их культур. Твоя работа — это объяснение в любви твоего народа к моему, беда которого заключается в том, что он малочисленный, в твоем сочувствии к несчастьям моего народа выразились не только твои личные достоинства, но и неистребимое, упрямо-живучее благородство и величие того благословенного Богом народа, одним из достойнейших представителей которого являешься и ТЫ.

Твоя работа поучительна для всех тех, кто привык проехаться по всем литературам своим скользящим пером. Ты понял многое из того, что мы чувствовали, но не могли объяснить, как-то даже неловко чувствовали себя с этими вопросами. Может быть, это от того, что нас старательно приучали думать так, словно у нас ничего не было и нет. Для меня кое-что проясняется уже, мы находимся внутри своей истории, а ты же ее увидел извне, мы идем снизу вверх, а ты находишься наверху, на волне высокой русской литературы и культуры мышления — ты хорошо видишь во всех направлениях. Пусть некоторые твои мысли пока кажутся невероятно фантастичными, но в твоей гипотезе об абхазской письменности, вызвавшей у грузинских ученых аллергию, содержится здоровое зерно логики. Она подкрепляется данными самого абхазского языка, который издревле пестрит терминами из мира книг. А о богатстве языка я и не буду говорить... есть древние языки, весьма богатые, но не имевшие письменности. (Может быть, богатство само по себе еще не доказательство наличия письменности).

Мне известно, что некоторые наши поэты и писатели написали тебе. Я надеюсь, что мнение Б. Шинкуба и А. Гогуа для тебя чрезвычайно дорого.

Совсем недавно я имел возможность говорить с Багратом. Он, кстати, дал мне почитать твое письмо к нему и его ответ. Я с радостью воспринял твою высокую оценку очень для нас дорогого романа “Последний из ушедших”. Полностью разделяю твои критические замечания по поводу двух последних частей романа. Нечто подобное я сам писал уже в своей статье о том же романе. К сожалению, мы с тобой правы. Баграт иначе думает, что частично отразилось и в его ответном письме к тебе. А в целом он очень и очень был рад письму. О статье же говорил много и хорошо. Даже спрашивал о тебе. А впрочем, ты вскоре познакомишься с ним и льщу себя надеждой, что убедишься сам в истинности наших с Мушни отзывов о Баграте Шинкуба — лучшем из абхазов!

(На этом имеющаяся в нашем архиве ксерокопия текста обрывается. Установить автора пока не удалось.)

Публикацию подготовили П. Флоренский и Т. Шутова

НЕ ПЛАЧЬТЕ, РУССКИЕ,

МЫ — есть!..

ПАМЯТИ РЕДАКТОРА ОТДЕЛА ПОЭЗИИ

Как всякий поэт, Геннадий Касмынин был немного актером. Невоз­можно забыть, как обычно, придя на работу, он часа три сидел в своем кабинете над рукописями, тщательно вычитывая, внося редактуру, принимая или отвергая, а потом тихим шагом поднимался на второй этаж в отдел прозы, и мы безошибочно узнавали его по шагам. Он медленно входил, чинно здоровался, садился, закуривал и начинал неспешный разговор, который чаще всего переходил в его монолог, обычно — лири­ческий. Он рассуждал о русской природе и о природе русского характера с чувством, с толком, с расстановкой, так, словно актер, в общих чертах выучивший свой монолог и впервые опробующий его на избранных зрителях. И всякий раз его было интересно послушать.