Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №9 (2002)

Наряду с рубрикой “Мир Леонова”, которую мы ведем вот уже несколько лет, теперь в журнале будет жить — “Мир Свиридова”, наполненный публикациями из архива и воспоми­наниями о нем его современников.

РАЗНЫЕ ЗАПИСИ

Тетрадь 1990—1994

Предлагаемая читателям публикация текста Георгия Васильевича Свиридова продолжает серию публикаций одного из наиболее емких источников литературного наследия композитора, так называемых “толстых”, 96-листных (формата A3) тетрадей. Недавно издательство “Молодая гвардия” выпустило в свет книгу “Георгий Свиридов. Музыка как судьба”, куда вошли тексты 19 тетрадей. В частности, туда вошел текст Тетради 1979 — 1983, которая публиковалась в 12-м номере журнала “Наш современник” за 2000 год. Остались еще 21 тетрадь, не считая малоформатных тетрадей, блокнотов (их тоже около сорока), отдельных листов, несколько папок с машинописными текстами, огромное число записей в нотных рукописях и пр.

Тетрадь 1990—1994 содержит в себе одни из последних записей, которые Георгий Васильевич вел в 1990-е годы. Тетрадь была начата в сентябре 1990 года, о чем свидетельствует заглавие на первом листе. Но, судя по характерному желтому цвету отпечатка записей на противо­положных страницах, фрагмент, посвященный поездке в Париж, возможно, был начат ранее 1990 года.

Сама тетрадь — из “восходовской” партии с ГОСТом 13309-79 —появилась в доме еще в начале 1980-х годов. Вероятно, жена композитора, Эльза Густавовна, не сразу обнаружив запись фрагмента о Париже (он помещен на лл. 12 — 24), решила вести в ней свои собственные деловые записи. С них и начинается тетрадь. Они относятся к сентябрю-октябрю 1990 года и идут до 11-го листа включительно, прерываемые репликами или вставками Г. В. Свиридова. Но вставки эти появились позднее, в 1992 году. Об этом можно догадаться по краткой реплике Георгия Васильевича прямо над самой первой записью жены: “Ничего не сделано за 2 года”. Здесь же он делает свои вставки в уже написанное Эльзой Густавовной. И только после этих деловых записей и фрагмента, посвященного поездке в Париж, композитор начинает записывать свои мысли и тетрадь полностью переходит в его руки. Эта новая глава в истории ведения этой тетради обозначена записью на л. 25, помеченной датой 12 апреля. Судя по содержанию (речь идет о заседаниях Верховного Совета СССР), это запись 1992 года. То, что это именно 1992 год, свидетельствует одна из последующих записей, датированная 4 мая 1992 года. Затем, после фрагмента “О Булгакове”, в “жизни” тетради наступает перерыв. Середина тетради пуста. И только в самом конце ее появляется последняя запись от 23 ноября 1994 года. Если не считать набросков текста поздравительных телеграмм на Новый 1997 год в одной из тетрадей, опубликованной в упоминавшейся книге “Музыка как судьба” — Записи 1989—1990 (1996), — вероятно, это одна из самых последних записей в “толстых” тетрадях.

По содержанию и по тону речи, по упоминаемым в ней лицам и делам данная тетрадь продолжает ряд последних тетрадей 1990-х годов. Не буду комментировать мысли Георгия Васильевича*, обращаю внимание читателя только на обстоятельства его жизни в это время. В начале 1990-х годов композитор еще необыкновенно много работал, замыслы рождались один за другим. Вырисовывалось грандиозное сочинение, очертания которого ему были неясны, но он понимал, что это одно из последних сочинений. Имею в виду его замысел 42-частного ораториального произведения “Из литургической поэзии” для солистов, хоров различных составов и симфонического оркестра (отсылаю читателя к своей вступи­тельной статье “Хоровая “теодицея” Свиридова”, к 21-му тому полного собрания сочинений композитора, где я рассказываю об этом незавер­шенном сочинении). Свиридов торопился, он ощущал — силы постепенно уходят. Он хотел еще много сделать, не только написать новые, но и завершить недописанные ранее вещи. А их оставалось еще очень много... **

К тому же жизнь становилась все труднее и труднее. Рушился налаженный механизм работы издательств, звукозаписывающих фирм, концертных организаций, Музфонда. Поддержка культуры со стороны государства заметно уменьшалась, на смену приходили не очень понятные по своему скрытому смыслу слова “благотворительность”, “спонсорство”, “меценатство” и не очень ясные перспективы формирующегося художест­венного рынка. Старому композитору, прожившему всю свою творческую жизнь при советской власти, приноровившемуся к ее порядку и правилам игры, было трудно перестраиваться.

Весьма скромно был отмечен 75-летний юбилей Свиридова. Сам он не планировал какие-либо крупные акции, фестиваль или абонемент, осознавая, что наступают времена на редкость немузыкальные. Да к тому же все силы он положил на организацию огромного хорового форума — фестиваля отечественной хоровой музыки***. В течение сезона 1990—1991 гг. прошло несколько концертов и среди них — “лидерабенд” Нины Раутио с Еленой Савельевой 24 октября 1990 года****.

Старые исполнители постепенно уходили. Кто-то в силу возраста терял голос, кто-то уезжал за границу. К тому же камерное пение в России для певцов становилось невыгодным делом — платили гроши. И вот в этот момент появляются певцы нового, более молодого поколения — Владимир Чернов, Инесса Просаловская, Нина Раутио, позднее Ирина Бикулова, Дмитрий Хворостовский. Труднее всего было с тенорами. Некоторое время он возлагал надежды на Германа Апайкина, пришедшего из Камерного хора Елены Растворовой. Прослушивал он и других певцов.

К середине 1980-х годов Свиридов по состоянию здоровья вынужден был отказаться от концертных выступлений в качестве аккомпаниа­тора. Остро встала проблема новых пианистов. И они появились. Среди них была Елена Савельева, ставшая в 1990-е годы одним из ключевых пианистов-аккомпаниаторов интерпретаторов камерно-вокальной музыки Свиридова. Композитор теперь работал с певцами и пианистами, на что он всегда не жалел ни времени, ни сил, понимая важность такого рода совместной работы. Поиск новых исполнителей и работа с ними — не столь заметный, но чрезвычайно важный для музыки Свиридова предмет его забот, отразившийся в Тетради 1990—1994.

Между тем силы постепенно уходили. Неумолимо надвигалась старость. Эльза Густавовна, человек неукротимой, железной воли, тоже стала слабеть. Ей уже не хватало сил на ведение хозяйства, на трудные переговоры и заключение контрактов (она была главным “добытчиком” денег), налаживание быта и к тому же выполнение функций секретаря и советника.

Необходимо было пригласить помощника. Тетрадь содержит в себе сведения о кандидатуре на эту должность — Слепневе. Игорь Алексеевич Слепнев работал на студии грамзаписи “Мелодия”, прекрасный, настоящий музыкант, любящий музыку Свиридова и один из тех редких людей, кто понимает сокровенную сущность творческих идей и художнических идеалов композитора. Он был вынужден уйти с приватизировавшейся студии “Мелодия”. Однако он так и не стал секретарем Свиридова. Причина была весьма прозаична — бюджет композитора в это время стал в одночасье плачевным. После денежной реформы старый человек потерял все свои сбережения, авторские стали резко сокращаться, новой музыки было мало, работа в театре и кино была уже тяжела, да и заказов стоящих почти не было, не говорю уж о гонорарах, просто смехотворных. Свиридов вдруг оказался на грани нищеты. Пришлось отказаться не только от секретаря, но и от шофера, от мечты о домработнице. Настали очень трудные, безотрадные дни. Не случайно записи в Тетради 1990—1994 окрашены в мрачные тона.