Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №12 (2002)

Тональность доносившихся со стороны заливчика голосов резко возросла. Только теперь голоса женщины и ребенка властно перекрыл кавказский акцент.

— Ты чо-о сказал, ишак худой?! Ты мою маму?!.

— Папа, папа... помогите!! — во весь голос кричал мальчик.

— Не трогайте его... идите отсюда, щенки черножопые! — голос женщины был визгливо-испуганным, но, учитывая сказанное, она здесь, в ста сорока километрах от Москвы, все же пока считала себя хозяйкой положения в сравнении с теми, говорящими с акцентом.

Со стороны залива доносилась какая-то возня, вскрики, ругань, визг... Андрей, услышав, как обозвала женщина тех, кто нарушил их семейное уединение, сразу осознал всю серьезность ситуации. По всему, окрыленные тем, что так легко прогнали его, супруги в том же ключе заговорили и с невесть как забредшими сюда кавказцами. Более того, поддатый муж просто так, как это бывает в русском разговоре, послал их с обычной русской присказкой. Но те, кого послали, таких присказок в свой адрес обычно не терпят. Женщина еще больше усугубила ситуацию. По всему, и она никогда близко не сталкивалась с людьми, говорящими с таким акцентом, то есть они являли собой редкие для двухтысячного года экземпляры — русские, не пуганные кавказцами.

Андрей напрямую ломанулся через кусты...

Это была та же троица, что он видел в электричке. Они действительно ощущали здесь себя хозяевами, об этом говорило их поведение и в электричке, и здесь. Мужик в одних плавках лежал на земле лицом вниз и глухо стонал от боли, потому что один из младших “джигитов” сидел на нем, поднимая за волосы его голову, чтобы он видел, что делает с его женой Старший... Второй молодой с той же целью перехватил за горло бьющегося в его руках пацана. Старший же свалил женщину. На ней оставалась лишь нижняя часть купальника, модные, высоко открывающие бедра плавки, а бюстгальтер, уже сорванный с нее, валялся в стороне, голубея на фоне зеленой травы. Старший стремился сорвать с нее и плавки, но это у него пока не получалось. Женщина, визжа, сотрясая полной обнаженной грудью, вцепилась в его руку ногтями.

— Ааа... ссука... царапаться... я тебя успокою! — шипел Старший, навалившись сверху на почти голую женщину.

Андрей замер в кустах, оценивая обстановку. В Чечне он отчетливо уяснил, что любые кавказцы — противник всегда серьезный, а если у них преимущество, лучше столкновений с ними избегать. Здесь было их явное преимущество: мужик с пацаном не помощники, тем более женщина. Он рисковал один остаться против троих — и, хоть закричись, помощи ждать неоткуда — очень далеко. Тем временем муж и сын, первый в хмельном тумане, второй в бессилии, наблюдали, как крепкий “джигит” в расстегнутой рубашке, с обнаженной волосатой грудью мял своими смуглыми руками их жену и мать... белотелую, приятно упитанную... с рассыпавшейся прической, беззащитную.

Не сумев полностью оголить женщину, Старший захватил ее пухлое, как взбитое тесто, предплечье и вывернул назад руку.

— Ой... не смей... больно... пусти, сволочь!

— Мама... мама! — превозмогая удушье, хрипел мальчик.

— Заткни ему пасть... — тяжело дыша, крикнул своему товарищу, держав­шему мальчика, Старший. — Но чтобы все видел... пусть на всю жизнь запом­нит!.. — выворачивая руку, он заставил женщину встать на колени...

Андрей понимал, что женщина, чье лицо искажали гримасы сильной боли, уже почти не может сопротивляться. Но он все не мог решить, как действовать, — опрометчивость при столкновении с таким противником могла плохо кончиться для него.

Под смех товарищей Старший, то заламывая, то чуть отпуская руку, заставил стоящую на коленях женщину откидываться назад, потом, наоборот, вперед. При этом ее груди телепались в такт движению.

— Ну что, подоим матушку Россию? — Старший, в очередной раз заставив женщину откинуться назад, схватил свободной рукой ее груди и поочередно оттягивал их, словно соски у коровы...

Женщина, хоть ей и было очень больно, нашла в себе силы крикнуть сыну, чтoбы не смотрел. Но это было невозможно — мальчик не мог отвернуть голову. “Дойка”, видимо, показалась Старшему недостаточным унижением. Он звонко похлопал ее по объемистому животу:

— Во брюхо... и всего одного родила. Такое большое нажрала, а толку мало. У наших женщин животы маленькие, а рожают они помногу. Мужик, наверное, совсем дохлый у тебя? Настоящие мужчины на Кавказе, а ваши только пить умеют. Хочешь, мы тебе еще одного прямо сейчас заделаем?! Настоящего мужчину родишь, не то что от этого... — гогот молодых джигитов заглушал стоны женщины.

У Андрея созрел наконец в ходе лихорадочных раздумий план действий.

— Так, говоришь, черножопые?! Ну что ж, пусть твой пацан посмотрит, что мы с твоей белой жопой сделаем. — Он ухватился за узкую полоску материи на бедрах женщины... Раздался треск рвущейся ткани... и модные трусики полетели вслед за бюстгальтером.

Женщина попыталась воспротивиться, но лишь вскрикнула от боли.

— Вот отсюда ты вылез, — сказал Старший, обращаясь к мальчику. Темной лапой он пытался раздвинуть полные бедра женщины. Она была развернута лицом к мужу и сыну, и Старший вновь заламывал ей руку... Но даже боль не могла заставить ее раздвинуть ноги...

Андрей со слов знал, как чеченцы издевались над русскими женщинами и девчонками. Но сам он никогда этого не видел. Возможно, даже желание увидеть нечто подобное в какой-то степени замедлило начало его действий. Он смотрел, словно загипнотизированный, на образчик “фирменного” кавказского действа, и не над деморализованными русскими жителями Чечни, а над красивой и гордой женщиной, матерью, на глазах сына, и не на Кавказе, а в ста сорока километрах от Москвы. Женщина терпела из последних сил... Андрей словно очнулся — он не мог допустить, чтобы сын увидел, как мать под пыткой раздвинет ноги...

— Эй вы, отпустите бабу и пацана! Нашли, с кем сладить. Давайте со мной поиграйте... Ведь вы же говорите, что мужчины? Так и деритесь с мужчинами, — Андрей вышел из кустов.

4

“Помните, наши танки — это стальные мускулы России. Мы должны раздавить этих злобных гнид, присосавшихся к белому телу нашей Родины и пьющих ее кровь”, — так напутствовал своих танкистов перед важными боями комбат. В сознании Андрея образ России всегда ассоциировался с женщиной. Этот образ был неконкретный, размытый. Таня была слишком молода, чтобы олицетворять Родину-мать. Фигура на Мамаевом кургане в Волгограде ему не нравилась: воительница какая-то, плечи, как у мужика, с мечом. Это защитники Родины должны быть плечистыми и сильными. Красивое тело зрелой женщины, бессовестно оголенное агрессивным “джигитом”, — вот что было сегодня образом Родины-матери...

— Это еще что за камикадзе объявился, — Старший оттолкнул женщину, и та, прижимая к себе согнутую в локте руку, которую выворачивали, и прикрываясь другой, поспешила к рюкзаку, где лежала ее одежда.