Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №1 (2003)

По примеру, оставленному предшественниками, в этом месте повест­вования невольно хочется попросить помощи не только у давних мастеров-классиков, но и у Сил Небесных: как иначе достойно передать историю, которую тут услышал?

Жил да был в бригаде у них горновой, который с приходом этих самых “рыночных отношений” жизнь свою решил круто переменить: ударился в коммерцию. Парень сам по себе не промах, всегда был “парень-удача”, а тут еще пошел фарт. Сибирь ведь дело такое: как попрет, так попрет! Нынче — тем более. Недаром же в нашем “новоязе” слово такое возникло: п р у х а. Вот он ее и ловил. Стал вскоре владельцем нескольких “комков”, квартиру громадную приобрел и шикарно обставил, купил “крутой” джип. Одна у человека беда и осталась: литейку забыть не может. “Купил” себе пропуск на завод, у джипа на лобешнике так с ним и ездит. Приткнется где-нибудь в безопасном месте, коробку с напитками и закусью — в обе руки, и топает с ней по железной лесенке: в бывшей своей бригаде нарушать, значит, производственную дисциплину. Оно, конечно, для них не без выгоды: оставляет деньги взаймы. На весь коллектив. И вот все бы ничего, но стал в последнее время плакаться: не нравится мне это, “купи-продай” — обратно вернусь. На днях чуть не побили: с ума сошел?! Чего только не сказали ему: нытик! несчастный хлюпик! слюнтяй! Кому сегодня легко? Надо уметь бороться с трудностями! Ну и потом... кто бригаду и выручит, если что? На кого, брат, если не на тебя, нам надеяться: ты еще хоть чуть продержись!

Тут я понял, почему в будке их только двое: остальная бригада деликатничает — нечего им мешать. Пусть на всех сами делят. Согласно “кэтэу”: коэффициенту, выходит, трудового участия...

Теперь, когда пишу эти строки, не был я на Запсибе уже больше года: так вышло. Но, может, это и хорошо? Понывает потихоньку душа, и все размышляешь, без устали размышляешь над тем, что сам назвал когда-то “магией огня”: не отпускает! Обратно зовет. Или дело не только в ней, но в чем-то другом, столь же властном, что вошло в тебя вместе с молодостью, вместе с понятием нерасторжимого, казалось еще недавно, сибирского братства, теперь все редеющего, к несчастью, все редеющего — часто, слишком часто вовсе не по естественным, как говорится, причинам. Память о навсегда ушедших светла. Тут — о других.

Листаю записную книжку с корявыми, на колене сделанными записями трудной для Запсиба поры: “Удивительное, казалось бы, дело: как легко дышится там, где на самом деле нечем дышать! Для кого-то это покажется слабым утешением, но вот он убежден, что те из наших респектабельных с виду господ, кому предстоит познакомиться с запахом серы в преисподней, еще позавидуют этим замурзанным оборванцам, которые нюхают ее возле доменной печки либо на коксохиме нынче”.

Вспоминай теперь, кто это “о н”. Александр Бруневич, бывший садовод, с Алтая приехавший в Новокузнецк за “горячим стажем”: чтобы хорошую пенсию заработать и заботами о хлебе насущном уже не отвлекаться от любимого дела? Сам ли Олег Харламов? Володя ли Кондратьев, который яростно убежден, что его работа у жаркой печки под стать настоящей, без поддавков, игре на ледяном поле: один ничего не сделаешь, каким бы мастером ни был — только коллективная игра все решает, только — она!

Или так думают в с е о н и?

В последний приезд в нашу “Кузню” — тоже какая “пруха” по теперешним временам! — с женой, работавшей когда-то мастером в управлении у каменщиков на нашей “ударной комсомольской”, так вот, в последний приезд мы все-таки выкроили вечер, чтобы побывать у Харламовых дома... Ну что мне — снова просить Высокого поспешествования, чтобы достойно описать, как порхала вокруг стола словно помолодевшая за время, пока не виделись, Люба, как дружно помогали ей выросшие мальчишки, как отец семейства неторопливо перебирал видеокассеты: хотел показать сюжет о бригаде, который недавно прошел по телевидению.

Посмотрели перед этим новые картины Олега и посмотрели изящные поделки: пишет маслом и с детских лет занимается резьбою по дереву. Потом вроде бы со скучающим видом пододвинул ко мне лежавшее на краешке стола письмецо, напечатанное на развороте праздничного бланка: Внешний управляющий Западно-Сибирским металлургическим комбинатом Анатолий Георгиевич Смолянинов и Генеральный директор Рафик Сабирович Айзатулов, постепенно — после того как его, наконец-таки, отобрали у “Альфа-банка” — возвращающие Запсиб “на круги своя”, поздравляли старшего горнового Олега Викторовича Харламова с наступающим Новым годом, сердечно благодарили за то, что в тяжелые годы выдержал все выпавшие на долю коллектива испытания, достойно перенес тяготы и лишения, не ушел с производства, и выражали горячую надежду на то, что он и впредь... Какие, я думал, молодцы! — надо будет им непременно об этом сказать. Коли в Москве, чуть ли не сплошь исповедующей теперь либерализм-индивидуа­лизм, никто — кроме разве что нашего внука, школяра Гаврилы — не понимает, что такое артельная работа и кто такие а р т е л ь щ и к и, только они и могут поддержать здесь совсем было попригасший рабочий дух, только им по силам — эх, было бы у них побольше для этого возможностей! — поднять втоптанный в грязь престиж золотого Мастера: да, с большой буквы, с большой — а вы думали?!

Почти пятнадцать лет назад совсем тогда молодой горновой Харламов получил орден Славы третьей степени... Лиха беда начало! По тем временам, которые и сам не однажды, глядя в глаза партийным начальникам, горячо осуждал, он бы давно уже был полным кавалером трех степеней Славы, и давно у него была бы своя — а не эта, купленная не без содействия тещи квартира, и наверняка была бы ну хоть какая-никакая машина: и по грибы с семьей съездить, и долги, коли на то пошло, на ней развезти... Нету этого, но он — это с его-то прямым как шпага характером — молча терпит: получил это коротенькое письмо, и — как мальчишка счастлив. Да кто же это, в конце-то концов, и когда оценит?!

Все-таки нашел там кассету, включил “видик”. Началось это самое: “дым в Крыму, Крым в дыму”. Ад!.. Из темно-серых клубов вдруг выбегали люди, но тут же исчезали за огненным веером. “Вон-вон наш отец с лопатой!” — оторвалась от сервировки Люба. Олег миролюбиво отмахнулся: “Опять двадцать пять!” Она его снова опередила: “Вон-вон, смотрите!” Я в тон ей спросил: “Снова — отец с лопатой?” “Да нет же, — усмехнулся он. — Шизоида вам хотел показать”. Не понял сразу: “Какого шизоида?” “Да рассказывал, помните? Коммерсанта нашего... что все обратно в бригаду просился...” “Приезжал? — спросил я. — Опять?” “Эдик? — уточнил Олег. — Хомутов? Совсем вернулся!” Как у мальчишки вырвалось: да брось ты!.. А он все посмеивался: “Никто не верит”. “Что, разорился, может?” — высказал я робкую надежду. “Да ну! Дела у него шли — у всех бы так!” “Так, а в чем дело?” “Как — в чем? — переспросил Олег. — Помните, как Чистилин тогда — о пироманах? Вот и он тоже”. И убежденно объяснил: порченый! Сейчас я вам еще раз...