Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №2 (2003)

Доконаем немца, и над нашей многострадальной Родиной на многие сто­летия воцарятся покой и царство разума и правды. И идя в светлое будущее, все вперед и вперед, к вершинам человеческого счастья, наш народ когда-нибудь вспомнит и о нас, положивших конец бессовестному фашизму.

Придет время, и возродится все: возвысится над Днепром как символ непокорности памятник Тарасу Шевченко, брызнут к небу фонтаны Петергофа, даст Украине свет и счастье Днепрогэс, и увидит счастливая белокурая девушка светлые глаза своего любимого... Хочется, хочется сказать просто по-божественному: “Мир дому сему!”.

Это будет скоро, скоро будет это! Когда Россия снимет с плеча винтовку и скажет: “Ну, теперь — жить!” (И. Эренбург).

Оля, ты спрашиваешь, как мое здоровье. Скажу прямо, здоровье больше чем прекрасное. И я очень рад, что мы всегда находим общий язык с моим многоуважаемым здоровьем. Я лично в данный момент вовсе не хочу болеть, и мое здоровье вполне со мною соглашается. Кроме шуток, я очень хорошо себя чувствую. Одели и обули нас превосходно, вооружены тоже превосходно.

Алексей, брат мой, жив и здоров, чувствует себя не совсем хорошо: естественно, ему жаль своей семьи.

Ты прости меня, Оля, за это письмо: я сам понимаю, что оно не совсем выдержанное во всех отношениях.

Но ты поймешь меня.

На этом я заканчиваю писать...

До свиданья. С приветом — твой Михаил.

17.1.43 г.

Запомни, дорогая Оля, этот день!

Числа 20 января радио известит вас о великих успехах наших войск. Борьба на нашем участке фронта достигла кульминационного пункта.

Враг здесь будет на дняхповержен!

Пишу я тебе письмо в суровый мороз на дороге нашего наступления. Воз­можно, у меня будет когда-нибудь время описать тебе эти героические дни.

Вот сейчас мимо меня партию за партией гонят пленных немцев. Возму­щенная Россия мстит!

А по полю, куда ни глянь, — всюду трупы, трупы врага... И невольно вспоминаются слова известной пушкинской поэмы:

О, поле, поле!

Кто тебя

усеял мертвыми костями?..

Трудна и тяжка наша борьба: она требует невероятных моральных и физических усилий человека. Но зато и величественна эта борьба.

Да, Оля, это точно — защитники Сталинграда творят чудеса.

Мы ведем здесь поистине уничтожающую, истребительную войну. Мы жестоко мстим немцам за лето 1942 года.

Разрушенный Сталинград воспрянул и тысячами хоронит немцев в своих холодных приволжских степях.

Оля, сейчас мы непрерывно движемся вперед. Мне даже нет возможности получить на ППС твои письма, а их, наверное, уже накопилось много.

Иногда, Оля, приходится переносить нечеловеческие трудности. Ты только представь себе: с 14 июля 1942 года мне ни разу не пришлось отдохнуть в какой-либо хате: всё окопы да блиндажи... И все-таки осознание благородной борьбы вливает новые силы, способные перебороть все невзгоды.

Ты, Оля, конечно, замечаешь безобразие в моем почерке и содержании написанного — прошу прощения: руки коченеют. Подумать нет времени. Пишу все, что немедленно приходит в голову.

Пишу тебе это письмо на немецкой бумаге и высылаю в немецком конверте. Можешь не беспокоиться: она была упакована, и лапа немецкого солдата не прикасалась к ней.

До свиданья, моя голубка!

Будь здорова и счастлива...

Алексей шлет вам всем большой привет. Он жив, здоров, бьет немцев.

С приветом, твой М. Алексеев.

А вот фрагмент еще одного фронтового письма, присланного Ольге Кондра­шенко:

“...Ты спрашиваешь, почему я первое время не разрешал тебе читать мои сочинения. Во-первых, потому, что они не были закончены, и, во-вторых, потому, что они были не отделаны и не отшлифованы, что в них можно найти много мест антихудожественных, что я и думал устранить.

Сейчас я пишу едкие статьи на немецких фрицев, стараясь наносить нашим злейшим врагам удары различными видами оружия.

Если буду жив, то постараюсь написать книгу, в которой воплотилась бы грандиозная значимость настоящих событий...”

И действительно, роман “Мой Сталинград” Михаила Алексеева воистину стал памятником мужеству и стойкости наших воинов.

Переделкино

— Современная “демократическая революция” нанесла сокруши­тельный удар по всем тем ценностям, высоким идеалам — духовным, человеческим, гражданским, — которые являлись вашей жизненной опорой, многие герои ваших произведений отдали свои жизни, защищая их... Что сейчас происхо­дит в душе вашей, во что верите вы, что помогает вам “выжить” в этом времени?

— Ответ мой, быть может, банальный, хотя, по сути дела, самый точный — я верю в бессмертие России!..

Что сейчас, посудите сами, получается: недавно, например, ко мне приезжали с НТВ — бегали, снимали стены, крышу, которая ржавеет... Правда, мне сказали, что это уже другой канал, или полудругой, чуть-чуть повернувшийся в сторону русских писателей... Хорошо, если это не пустые слова. Ведь понятие русский, принадлежность к русской культуре опреде­ляется, как вы понимаете, совсем не чистотой крови — это явление духовное! Кроме того, вряд ли кто-нибудь сейчас может про себя сказать, что он “экологически” чистый русский. Например, мою прабабку, которую я помню, мой прадед, участник Крымской кампании, практически выкрал у одного полтавского помещика... Говорят — “украинская” песня, “русская” песня. А в нашем доме украинская песня воспринималась как русская...

Как к этому времени относиться? Во-первых, не бояться. Да, этот отрезок времени — страшный, коварный, он захватывает миллионы людей и судеб, калечит богатством, губит нищетой, вплоть до невозможности выжить физи­чески... И все-таки надо упорно, без страха продолжать делать свое дело.

Например, разве я побежден, если на прошлой неделе демонстри­ровалась моя “Журавушка”, а на позапрошлой вышла программа “Русское поле” — по мотивам моих произведений. То в одном, то в другом месте возникает “Ивушка неплакучая”. То звонят мне какие-то незнакомые люди, явно так называемые новые русские: “Как вы смотрите на то, если мы опубликуем “Вишневый омут”?..”

Я чувствую, что в обществе идут глубокие “тектонические” процессы, происходит серьезная переоценка базовых “демократических” ценностей. То есть начался процесс медленного выздоровления — перекормили народ всякой мерзостью, вот люди и потянулись к моей “Журавушке”... Значит, я еще действую!

Или, к примеру, когда мне исполнилось 80 лет, на Саратовщине провели Алексеевский фестиваль: все фильмы, снятые по моим произведениям, 3 ме­сяца демонстрировались в области. Это даже меня самого потрясло. В школах объя­вили конкурс на лучшее сочинение по произведениям М. Алек­сеева. То же самое происходило и в самодеятельных коллективах — драма­тических, хоровых...