Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №6 (2003)

Станислав КУНЯЕВ:Спасибо, Александр Григорьевич. Это четвертая беседа с Вами, которую мы публикуем в “Нашем современнике”. Мы уже многое объяснили нашим читателям. А это — русская патриотическая интеллигенция “от Москвы до самых до окраин”. Учителя, военные, медики, студенты. Та интеллигенция, которая больше, чем любой другой слой общества, заинте­ресована в интеграции. Предыдущие беседы делал Александр Иванович. А я для знакомства хочу подарить Вам мою новую книгу “Шляхта и мы”. Она о русско-польско-белорусских отношениях. Для белорусских читателей и, надеюсь, для Вас она будет интересна.

А. Л.:Какой временной охват?

Ст. К.:С ХVI века до наших дней.

А. Л.:Я почему спрашиваю. Недавно под моим контролем — помните, как во времена Сталина (смеется. — Ред.), — вышел учебник по истории Беларуси. По моей просьбе его написал мой бывший учитель по Могилев­скому педуниверситету Яков Иванович Трещенок. Там анализируется поведение шляхты, что такое вообще была шляхта. Некоторые наши оппозиционные прозападные политики пытаются представить шляхтичей чуть ли не нацио­нальными героями. С этим взглядом и спорит Трещенок. Посмотрите, может, Вам понравится. Там показано, откуда мы, что является нашей колыбелью. Это — восточнославянский этнос. Мы все оттуда — русские, белорусы, украинцы. А со стороны Литвы и Польши были отдельные “наплывы”.

Ст. К.:Перейдем к основной теме нашего разговора. Немного истории. Союзный договор был подписан в Москве 2 апреля 1996 года. Возможно, со стороны российской элиты это был скорее пиаровский ход: приближались выборы, и власти, конечно, хотели предстать перед избирателями не с клеймом беловежских разрушителей Союза, а с лаврами создателей нового союзного государства. Семь лет, прошедших после этого — своего рода летопись маленьких, но тем более ценных успехов в деле объединения — и отчаянного сопротивления интеграционным инициативам. После 23 февраля 2003 года, когда произошла историческая встреча четырех президентов (Россия, Беларусь, Украина, Казахстан), стало казаться, что дело воссоздания былой общности наших народов сдвинулось с мертвой точки и даже обрело новых сторонников. Так ли это? Или так нам хочется думать?..

А. Л.:Задавая вопрос, Вы уже дали несколько вариантов ответа. Один из них: “Или так нам хочется думать”. Скорее всего — хочется думать. К сожалению.

Ст. К.:Но после нападения США на Ирак система международной безопасности изменилась. Она хрустит, ломается. Ей нанесен удар — может быть, смертельный. Это обсуж­дается в кругу четырех президентов?

А. Л.:Давайте откровенно: удар по международному праву нанесен серьезный. Ничего не предпринимать, молчать — это значит просто ждать, кто будет следующим. Но какие мы видим действия нашего центра силы? Все-таки мы все еще центр силы. Должны быть им! Конкретные действия зависят от России. Она не может ограничиваться словесным лепетом, она призвана вырабатывать схемы, комбинации, чтобы противостоять случивше­муся по всем направлениям. Развязана война, которая своим черным крылом цепляет Россию. Россия должна была вести ежедневные встречи, дипломати­ческие переговоры, стремясь объединить вокруг себя всех, кто еще способен противостоять злу и насилию. Для чего? Чтобы обезопасить себя!

Агрессия в Ираке — лакмусовая бумажка. Напасть на народ, ни в чем не повинный, крушить, ломать, убивать детей — это дикость! Мы-то с Вами это понимаем.

Ст. К.:Мы с Александром Ивановичем бывали в Ираке и действительно понимаем!

А. Л.:Такую политику мы не приемлем. Но какую позицию занимает четверка президентов? Казахстан поддерживает американцев. Украина поддерживает. А по другую сторону — Россия и Беларусь, у Минска и Москвы позиции близки. Но ведь потенциал России несоизмерим с потенциалом Беларуси. Она могла бы предпринять какие-то реальные действия на экономическом, дипломатическом фронте. Вот вам лакмусовая бумажка.

Ну ладно, это внешний фактор. А вот внутренний. Мы вчетвером договорились объединить усилия. Прямо можно сказать: а что останется делать государствам бывшего Союза? Они бы, конечно, присоединились. Нет? У нас и так потенциал огромен. Но не успели просохнуть чернила на нашем соглашении, как один из членов российского правительства — Герман Греф выступает: да это было поспешное заявление! Президент России инициировал нашу декларацию, а спустя несколько дней, когда начались конкретные переговоры, нам говорят: “Поспешное заявление!” И пошла волокита.

С другой стороны: о чем мы пытаемся договориться? Да о том, о чем давно договорились — о создании единого экономического пространства. Кто провалил это решение? Прежде всего Россия, затем Украина. Не надо никаких новых заявлений! Надо выполнять прежние решения о зоне свободной торговли. Ратифицировать договоры, которые мы уже подписали. Россия не хочет! Считает, что много потеряет — 600 миллионов. Так ваш ведущий олигарх открыто продекларировал — у него 8 миллиардов долларов на счету. Сравните — какие-то 600 миллионов!

И потом, почему Россия считает только, сколько потеряет? Почему не считает, сколько приобретет — от увеличения товарооборота?

А Украина? Я сколько раз Кучме говорил: о какой зоне свободной торговли ты заявляешь, когда вместо границы с Россией выстроил цитадель? Осталось только поставить на прямой наводке танки, бронетранспортеры, и все будет, как в 39-м году, когда мы защищались от фашизма. Зачем же декларировать одно, а делать другое?

Но ведь и Россия какой пример подает? Как бы ни было трудно, мы с Ельциным сняли границу, выстроенную Шушкевичем под Смоленском. Что сегодня произошло при вашем демократическом правительстве? Вы восстано­вили границу. Выворачиваете карманы у белорусов и смотрите, что везут. Чего вы боитесь, если Беларусь невооруженным глазом не видно на фоне России — цитирую вашего президента. И она производит всего 3 процента ВВП России.

Я говорю об этих фактах для того, чтобы вы были реалистами и не питали иллюзий: мол, собрались четыре президента и... Да, я рад, что вы надеетесь. Я не дезавуирую свою подпись под нашим заявлением. Но боюсь, что все опять утонет в болтовне.

Ст. К.:Сейчас мир вступил в полосу, когда действия правительств с очевидностью не совпадают с ясно выраженной позицией большинства населения. Буквально перед отъездом смотрели телепередачу. Ведущая попросила зрителей высказать свое отношение к войне в Ираке. Представьте, 90 процентов позвонивших в студию (а было 15 тысяч звонков) заявили, что агрессором являются США. Ведь это своеобразный референдум. Как Вы думаете, с этим же надо считаться? Неужели какие-то прагматические, сиюминутные интересы могут заглушить столь явно выраженную волю народов?