Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №7 (2003)

И вот новый приезд Жукова в штаб генерала Чистякова. Он состоялся в канун решающих наступательных боев на Курской дуге. Маршал прибыл вместе с комфронта генералом Ватутиным. День был жаркий, душный, пыльный. Приехали они на открытых “виллисах”. Чистяков встретил их у своего КП. Стал докладывать, но Жуков, махнув рукой, сказал:

— Мы знаем, что у гвардейцев всегда порядок. Верно?

— Так точно, товарищ маршал и товарищ командующий фронтом.

Небольшая группа генералов и офицеров штаба, в том числе начальник политотдела армии Л. И. Соколов и ваш покорный слуга, стояли чуть поодаль. Высокие начальники подошли к каждому, пожали руки. Когда я представился, Жуков молча кивнул, а вот командующий фронтом сказал:

— Читаю ваши корреспонденции. Сейчас надо больше писать о стойкости бойцов в обороне, чтобы дезориентировать врага. Находите умелых и инициативных командиров и их опыт передавайте через газету другим…

Очередная встреча на Курской дуге, как мне помнится, произошла 26 июля в той же армии, в которой я продолжал свою корреспондентскую деятельность. На этот раз Жуков и Ватутин проверяли готовность всех служб армии к новым наступательным боям. После всех бесед, когда уже садились в машины, до меня долетели слова маршала:

— Командирам подразделений приказ объявите второго августа, а сержантам и рядовым — в момент артподготовки…

— Слушаюсь, — ответил командарм Чистяков, а потом как бы полушутя доба­вил: — Но гвардейцы уже знают, товарищ маршал, о готовящемся наступ­лении…

— Откуда?! — насторожился Жуков.

— Раз на огневые позиции усиленно завозятся боеприпасы, бойцы сразу делают вывод… Не знают лишь о дне и часе…

Георгий Константинович улыбнулся, пожал руку командарму, кивнул в сторону провожающих, сел на переднее сиденье “виллиса” и помчался вслед за машиной Ватутина.

Последний раз мне довелось увидеть маршала в освобожденном Белго­роде. Он приехал туда, чтобы попрощаться с заместителем командующего войсками Воронежского фронта генералом И. Р. Апанасенко, которого после тяжелого ранения хоронили в городе. Жуков подъехал, когда траурный митинг белгородчан был уже закончен и гроб опущен в могилу. Сойдя с “виллиса”, он быстро подошел к могиле, снял фуражку, бросил горсть земли на гроб, низко поклонился, потом повернулся, сел в машину и уехал. Произошло все так неожиданно, что даже присутствующий на похоронах корреспондент “Правды” писатель Леонид Первомайский не успел с ним ни о чем побесе­довать. Мы заметили только, что маршал выглядел уставшим, на волосах и мундире осела пыль, так как ехали в открытой машине, и очень куда-то спешил. Вот такими неожиданными и краткими появлениями в расположении 6-й гвардейской армии запомнился мне маршал Г. К. Жуков в те страдные дни боев на Курской дуге. (Потом были встречи в освобожденном Киеве 7 ноября 1943 года и в поверженном Берлине в мае 1945 года.)

* * *

Так все и было… Кстати сказать, здесь, под Курском, в отличие от битв под Москвой и на Волге, переход наших войск к обороне был не вынужденным, а преднамеренным. Он вовсе не означал, что Красная Армия теряла захва­ченную в зимней кампании инициативу. Советское командование выбрало наиболее правильный в тех условиях способ разгрома ударных сил врага, сосредоточенных на юге.

С этой целью начиная с конца февраля и до начала июля 1943 года на всем курском выступе производились напряженные работы по созданию мощной оборонительной системы. Все это время наши войска создавали, укрепляли и совершенствовали свои позиции. В ту пору, помнится, сложилась поговорка: хороший окоп — броня для солдата. Вот почему бойцы трудились день и ночь, создавая развитую систему траншей и ходов сообщений.

Кроме оборонительных работ, проделанных непосредственно частями Красной Армии, особенно инженерно-саперными подразделениями, c помощью трудящихся прифронтовых районов было вырыто по всему курскому выступу одних только траншей — десять тысяч километров, построены и восстановлены сотни мостов и тысячи километров шоссейных и грунтовых дорог. Объем работы был колоссальный. Нигде и никогда за все время войны я не видел такой мощной глубокоэшелонированной, разветвленной и разно­образной по характеру сооружений обороны. Для отражения удара на Курской дуге советскими войсками было подготовлено восемь оборонительных полос и рубежей, связанных между собой промежуточными и отсечными позициями: общая глубина инженерного оборудования местности достигала трехсот километров. Эти оборонительные полосы, хорошо оснащенные инженерными сооружениями, позволяли свободно маневрировать огневыми средствами в бою и доводить до минимума потери от артиллерийско-минометного и авиационного огня. Были созданы мощные минные поля на танкоопасных направлениях, резервы противотанковой артиллерии самоходных установок, танковых и моторизованных частей, в любую минуту готовых к контратаке.

…Лето в том году было жарким и душным. Беспощадно палило солнце, воздух был насыщен пылью, гарью и гулом различной мощности моторов. В ночь на 5 июля были схвачены немецкие саперы, разминировавшие проходы на своем переднем крае. На допросе они показали, что немецкие части уже заняли исходные позиции и в три часа утра пойдут в наступление. Верить пленным или нет? До назначенного срока фашистского наступления оставалось чуть более часа. Если немецкие саперы говорили правду, надо начинать запланированную на этот случай контрартподготовку, на которую выделялось до половины боевого комплекта снарядов и мин.

“Времени на запрос Ставке не было, обстановка складывалась так, что промедление могло привести к тяжелым последствиям, — вспоминает Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский. — Присутствующий при этом предста­витель Ставки Г. К. Жуков, который прибыл к нам накануне вечером, доверил решение этого вопроса мне”.

Ответственность была, конечно, колоссальная, но прославленный в под­мос­ковных и сталинградских боях советский полководец, детально знавший обстановку на фронте, взвесив все “за” и “против”, принял смелое, а главное — правильное решение.

“И грянул бой…”

...5 июля в 2 часа 20 минут на большом участке фронта южнее Орла предрассветную тишину, царившую над нашими и вражескими позициями, потряс гром сотен советских батарей. Одновременно не менее сильный огонь по приказу командующего Воронежским фронтом Н. Ф. Ватутина был открыт и на южном фасе дуги, в районе Белгорода.

В самый канун битвы корреспондентские обязанности привели меня в один из стрелковых полков 6-й гвардейской армии, занимавшей оборону север­нее Белгорода. Нe только с помощью стереотрубы или бинокля, но и невооруженным глазом был хорошо виден передний край фашистских войск. После нашего мощного артогня враг притаился, замер. Тишина стояла необыч­ная для фронтовой полосы, точнее сказать, гнетущая. Больно было смотреть на плодородные поля, многократно перепаханные траншеями, снарядами, минами и бомбами — немецкими и нашими. В раскаленном воздухе висели густая пыль и смрад.