Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №8 (2003)

К 100-летию канонизации иеромонаха Серафима Саровского

АЛЕКСАНДР СУВОРОВ

СЕРАФИМ ЗЕМЛИ РУССКОЙ

Знаете ржаное зерно? Будем по зернышку учиться, а там всему научимся и спасемся; земля же под нами вся святая.

Преподобный Серафим Саровский

Серафим Саровский. Для каждого русского человека, будь он право­славным или неверующим вовсе, имя это овеяно орелом святости. Чем же велик старец Серафим, отчего запал его лучистый образ в самую серцевину, в глубь памяти народной, так что не изгладилась святая тень его и по сей день, в наш меркантильный всепродажный век?

Серафим Саровский (в миру Прохор Мошнин) родился 19 июля 1759 года в благочестивой купеческой семье — в то время еще было возможно на Руси сочетание благочестия и богатства. Сама фамилия — Мошнин происходит от слова “мошна”, что значит кошель. Кровь и род вообще много значат на духовном поприще: благородство души прирастает поколениями предков, точно годовые кольца на древесном срезе. Торговая родительская жилка, однако, Серафиму не привилась — торговать в лавке он невзлюбил. Да никто и не неволил его. Избрал духовную стезю — мать благословила на подвиг иконой Богородицы идти в монастырь. Отец Серафима незадолго до смерти начал возводить на свои средства храм во имя преподобного Сергия Радонежского.

Первоначально юноша направился в Киево-Печерскую лавру, где сподо­бился получить духовное наставление у известного прозорливого старца Китае­вой пустыни, затворника Досифея, который благословил его идти в Саровский монастырь.

Сам по себе первый духовный наставник Серафима, Досифей, — одна из загадочных фигур русского Православия. Дело в том, что затворник Досифей на самом деле был... девицей, в миру Дарьей Тяпкиной, чей знатный род восходил к окольничьему Дмитрия Донского по прозванию “Тяпка”. Девица Дарья, переодевшись в мужское платье, поступила в монастырь под видом юноши и, всю жизнь свою пребывая в затворе, вынуждена была скрывать свой пол из боязни, что ее разыщут и насильно вернут домой. Слава об исключительной благодатной прозорливости Досифея разнеслась в ту пору по всей России. Промыслительно, что отец Серафим становится настоятелем женской Дивеевской обители, сам будучи благословлен на духовный подвиг монахом-девицей.

Преподобный Серафим в монашеской жизни — само смирение. Крестьян­ская кость, плоть от плоти народной, статный, ладный телом, сильная, крепкая порода, незлобивый и простодушный — он являет собой один из вековечных, исконных ликов русского народа. Его противоположность — широкая бунтарская натура, разгул и буйство без границ. Эти два лика русского народа — кроткий и буйный — на самом деле образуют в народной душе нерасторжимое парадоксальное двуединство, в котором практически отсутствует средний психологический тип. Между этими двумя вековечными характерами, как между двумя электрическими полюсами, бьется в страшном, испепеляющем напряжении сам живой искрометный русский дух — история свидетельствует.

Русская женщина, напротив, уравновешенный, сильный тип, определяю­щий гармонию и вековечную стабильность русского общества в его истории и саму консервативную традицию в ее глубинном, “подземном” течении. Великие русские жены — становая жила народа. Оттого-то, быть может, именно женскую обитель создал Серафим в Дивеево, проникнув прозорливой интуицией в таинство исторических судеб России. Он сделал опору на монашество в его женском образе.

Однако от натуры созерцательной до натуры, боговдохновенно созерцаю­щей человеческую судьбу и сам мир, надо сделать шаг над бездной. И Сера­фим совершил его.

Серафим — значит “пламенный”. Однажды на божественной литургии он сподобился лицезреть Самого Спасителя, как Тот шел по воздуху из алтаря через Царские врата. Точно молнией пронзило преподобного это видение — он застыл неподвижно и пребывал так около трех часов, пока монахи не увели его из храма под руки.

Серафим, шестикрылый ангел в иерархии небесных сил бесплотных, носит по заоблачным сферам душу простого русского мужика, постригшегося в монахи, прозорливец лицезреет Господа, Богородицу, ему открывается промысел Божий в человеке и всякой живой твари. И он, словно первый русский летун — Икар, что порхнул с колокольни, только крылья у Серафима не деревянные, а огненные, духовные.

Необузданные, дикие страсти обошли этого добродушного духовного исполина стороной. Младенец сердцем, Серафим всегда искал уединения, где без помех врачевал молитвой свою нежную, ранимую душу — “довлеет дневи злоба его” — и ходатайствовал перед честными силами небесными за весь неугомонный род людской, кипящий суетой и лукавством.

Тонкая, трогательная человечность выделяет преподобного Серафима из всех православных святых суровой аскезы: вплоть до того, что он, словно добрый отец-батюшка, велит дивеевским монахиням держать под подушкой ломоть хлеба, который почитает верным средством от тоски и уныния. Дивеевский духовник строго отчитывает скуповатую монастырскую повариху, настаивая, что в святой обители никто не должен оставаться голоден, и прежде всего — христолюбивые странники, мятущиеся по Руси Божьим промыслом.

Безжалостный к себе, умерщвляющий плоть, каленым железом выжигав­ший собственные слабости, он безмерно, до самоотречения, жалостлив к другим — людям, лошадям, собакам, даже насекомым, ко всякой живой твари: ибо — “всякое дыхание да хвалит Господа!”

Но вездесущее зло настигает и в лесном скиту — на монаха нападают грабители, избивают его до полусмерти и, думая, что он мертв, в поисках денег переворачивают все в лесной избушке вверх дном, но находят там лишь несколько картофелин. После этого Серафим на всю жизнь остается согбенным, а злодеев из окрестных крестьян настигают кары небесные. “Мне отмщение и Аз воздам,” — как глаголет Господь.

Напротив, звери, в отличие от злых людей, не причиняют ему вреда. Они без боязни подходят и берут пищу из рук благодатного старца-отшельника: душа душе благовестит добротой, без которой свет Божий давно бы померк, а мир пожрал бы сам себя, как мифический змей — Уроборос. Живой живого да уразумеет.

О Земле Русской непрестанно молился Серафим-тайноведец, укрывшись от мирских тенет в лесном скиту на холме, который он прозвал Афоном.

Чудом остается в живых Серафим после нападения грабителей — Сама Богородица, представшая ему в видении на смертном одре, исцеляет его, к крайнему изумлению врачей, считавших, что он уже не жилец на свете. “Сей рода моего”, — объявляет своим святым спутникам Приснодева.