Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №9 (2003)

По-своему интересны воспоминания Алексея Залесского. Здесь нет обобщений, чеканных политических формулировок. Это записки простого человека, совершившего, быть может, самый важный выбор в своей жизни. Выбор, неожиданно затянувший его в водоворот большой политики. Тем любопытнее — и ценнее — стремление автора сохранить собственное “я”, свой взгляд на происходящее и тот здравый смысл, который присущ простым людям, но сплошь и рядом недоступен политиканам. Человека пытаются сбить с толку и “правые”, и “левые”, и “защитники Конституции”, и президентская рать. Одни талдычат: вокруг Дома Советов собрались “недобитые коммуняки”. Но он смотрит вокруг, видит черно-желто-белые стяги монархистов, видит прозревших демократов (в основном из числа депутатов) и отказывается верить ельцинской пропаганде. С другой стороны, когда Руцкой кричит: “На Останкино!”, — автор задается вопросом: зачем нужно было ввязываться в кровавую авантюру?

Ах, если бы больше было таких народных Здравомыслов, быть может, им удалось бы встать на пути безумных амбиций политиков и преступных интриг олигархов! Но если предотвратить трагедию им, к несчастью, не удалось, то сохранить правду о ней они сумели.

Александр Казинцев

Геннадий ЗЮГАНОВ

ПРОТИВОСТОЯНИЕ

Проба сил

Открывался седьмой Съезд народных депутатов России. Почему вокруг этого, в общем, обычного и давно запланированного события так бушевали страсти? Потому что на исходе 1992 года обстановка в стране была острейшая и развивалась она по-прежнему от плохого к худшему, от кризиса к экономической, социальной и национально-государственной катастрофе. Полное банкротство власти было очевидно. Потерпела крах безумная попытка насаждения на самобытной российской почве либерально-космополитической модели общественного и государственного устройства. Она привела к глубокому расколу общества, утрате страной суверенитета и независимости. Мы переживали не только крах гайдаровских «реформ», от которых уже и сам Международный валютный фонд приходил в ужас, но и крах народной веры в Президента и его команду, в дутые политические фигуры лидеров «ДемРоссии».

Для примера лишь несколько разрозненных цифр и фактов, ибо полная картина развала тщательно скрывалась правительством от общественности.

Гиперинфляция за время «либерализации» цен к концу 92-го года составила 3000 процентов.

Фактическая (скрытая) безработица достигла 20 процентов.

Через систему коммерческих банков похищено 270 миллиардов рублей (для сравнения: годовой бюджет милиции — 65 миллиардов).

Промотаны практически все государственные стратегические резервы, исчерпан золотой запас.

При обвальном спаде производства 60 процентов национального валового продукта перераспределяется в пользу криминально-компрадорского капитала.

Доходы «верхних» десяти процентов населения превышают доходы «нижних» десяти процентов в 50 раз (во всем мире признано, что приемлемый, обеспечивающий социальную безопасность разрыв не должен превышать 8—10 раз).

Отсюда беспрецедентный рост насилия: в 17 раз увеличилось число случаев захвата заложников, в 3—4 раза возросли кражи и грабежи.

В стране уже полтора миллиона беженцев.

Тем не менее российское общество еще находило в себе силы к сопротивлению.Народ не взбунтовался — и не потому, что поддерживал «реформы», а потому, что чувство социальной ответственности оставалось сильнее настроений отчаяния. Промышленность свертывалась, но не распадалась, а как бы «окукливалась», стремясь любой ценой сохранить корпус рабочих и управленческих кадров. То же самое происходило с колхозами и совхозами. Перед лицом общей задачи выживания отступали на второй план идеологические разногласия и тактические расхождения — государственно-патриотические силы разных цветов и оттенков объединялись.

Съезд народных депутатов был единственным органом власти, который еще мог поддержать эти прагматические тенденции на государственном уровне, интегрировать их в конституционных рамках, не дать стране сорваться к братоубийственной войне. Да, правы те, кто говорил, что такое многолюдное собрание не может выработать детальной экономической программы, но это и не являлось его задачей. Съезд мог и обязан был сделать другое — принять ряд политических решений, очертить условия, в которых задача преодоления катастрофы станет реальной. Именно этим Съезд был страшен правым радикалам-экстремистам из правительственной команды.

Эта команда сделала все, чтобы разогнать Съезд или, по крайней мере, не допустить его созыва. А когда это не удалось, они сделали ставку на то, чтобы завершить начатый в 1991 году государственный переворот руками самого Съезда и тем самым окончательно добить страну. Горько признавать, но депутаты дали немало оснований для таких расчетов. Не они ли принимали внешне эффектные декларации, подрывавшие Союз ССР, суверенитет России, власть Советов? Не они ли не раз уступали откровенному давлению испол-нительных структур, передавая им свои полномочия для бесконтрольного и безответственного использования?

Поэтому неудивительно, что исполнительная власть предъявила Съезду ультиматум в красочной упаковке «конституционного соглашения» об «особом правовом режиме», как уверял Президент, на ближайшие 1—1,5 года, а на деле — навсегда. Его смысл сводился к двум главным пунктам: передача полномочий Съезда Верховному Совету и продление дополнительных полномочий Президента. Это и стало бы завершением государственного переворота — 18 брюмера Бориса Ельцина. Те, кто по недомыслию или безволию принялись ему содействовать, совершили преступление перед страной, да и перед всем миром.

Чтобы заставить депутатов принять возможный ультиматум, Президент и правительство поочередно демонстрировали им то кнут, то пряник. С одной стороны, в Подмосковье расположились «на отдых» воздушно-десантные части, разоружалась охрана парламента и заменялась «верными» подразделениями. Сотрудникам безопасности выдали премии, неугодные офицеры увольнялись, в Москву прибыл литерный поезд с 500 «делегатами» Кузбасса. С другой стороны, тасовалась колода ближайших помощников Президента, которые только посмеивались, зная, что, пока у Президента есть дополнительные полномочия, они остаются бесконтрольными и безраздельными хозяевами страны. Раздавались обещания всем и вся — в первую очередь, местной бюрократии. Спешно сколачивалась карманная «оппозиция», для чего провоцировался раскол в директорском корпусе, патриотическом и левом движениях, в рядах интеллигенции. Возрождалась «горбачевщина» без Горбачева.