Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №1 (2004)

И другой вопрос: кому же все-таки выгодно изображать народ, имеющий такую национальную элиту, диким первобытным племенем? Кому выгодны толки о тейпах, шариате, мюридизме? В СМИ считается большим специа­листом по Чечне Анна Политковская, принимающая Шамиля и Хаджи-Мурата за одного человека по имени “наиб Шамиль (Хаджи-Мурат)” (М. Захаров. Вторая чеченская. 2002). Чечню присвоили себе правозащитники, одержимые заботой, как бы подольше просуществовали палаточные лагеря, в которых нет и не может быть нормальной жизни: взрослым здоровым людям негде работать, их приучают к “гуманитарной помощи”. В Чечню приезжали евро­пейские парламентарии, убежденные, что только они имеют законные основа­ния решать, надо ли проводить выборы и когда. Но их не беспокоило, что тысячи чеченских детей, целое поколение, остались без образования. А чеченка в новгородской деревне в числе причин, заставляющих ее жить подальше от Чечни, назвала и стремление дать своим детям достойное образо­вание. Наверное, у многих эта причина тоже на одном из первых мест.

Летом 2003 года в тайнике был найден архив Масхадова и в документах — суммы на подкуп СМИ. Но любопытно, что самый большой вред причинили чеченцам журналисты, причем как раз те, кто ехал в Чечню, чтобы оттуда побольнее уязвить Россию. На телеэкранах навязывалось противопостав­ление: благородный чеченец и бандюга-федерал, хотя заранее можно было просчитать, что это форсирует античеченские настроения. Дали обратный эффект и прогнозы, что вслед за “свободной Ичкерией” поднимется весь Кавказ. На самом деле соседние народы (и не только соседние) поглядели на события в Чечне и не пожелали угодить в такой же капкан. А реклама таких персонажей, как Радуев и Басаев, безусловно, поспособствовала приходу к власти в республиках Кавказа умеренных политиков.

С особой напористостью журналисты твердили про непохожесть чеченцев ни на один из соседних народов. Будто бы у них все не как у других. Испокон века не сеют и не жнут, а только бродят по горам с кинжалом или гранато­метом. Но ведь по нравам и обычаям все народы в мире и непохожи, и в чем-то схожи. Солженицын написал о евреях “Двести лет вместе”. А на теледебатах чеченец, назвавшийся “представителем Масхадова”, все повторял и повторял про двести лет войны России против Чечни. Ну, а кто же тогда служил верой и правдой в охране государя-императора? Евреи?

По ходу той передачи “Свобода слова” выяснилось, что “представитель Масхадова” постоянно живет в Москве и по-русски говорит, как на родном языке. Его противник в споре приехал из Грозного и тоже хорошо говорит по-русски. Он называл себя чеченским милиционером и твердо стоял на том, что обязан охранять порядок в Чечне и будет охранять. В телепередаче участвовали две представительницы свободной прессы: дама, путающая Шамиля с Хаджи-Муратом, и дама из Франции. Со всей профессиональной бестактностью они набросились на чеченского офицера милиции и поддер­жали “представителя Масхадова”. Глядя на их энтузиазм, можно было прийти к печальному выводу: Чечню еще долго будут расшатывать и провоцировать. И это имеет самое прямое отношение к проблеме, о которой не говорят правозащитники: когда же смогут вернуться в Чечню русские беженцы? Вернуть бы туда для начала самих чеченцев.

...Степное село в Волгоградской области. Здесь поселилось немало чеченцев, и взаимоотношения сложные. Но именно сюда направляется журналист с телекамерой и задает чеченцу лет сорока актуальный вопрос: не пора ли открыть в этом селе отдельную школу для чеченских детей? Но чеченец не оправдал надежд: “Мои дети будут жить в России и будут учиться в русской школе”. Конечно, это не пример обрусения. Просто нет ничего глупее, чем в одном селе разделить детей по национальностям. Но в Москве-то другие условия, в Москве немало разных этнических школ. Нет, и в столице чеченцы не добиваются учреждения отдельных школ для своих детей. И в этом их позицию можно сравнить с тем, что на Западе называют “интеграцией в общество”. Например, во Франции дети алжирцев учатся вместе с француз­скими детьми. Некоторое время назад там возник конфликт: разрешить ли девочкам-мусульманкам сидеть на уроках в платках? Согласились, что правильнее будет без платков — как все.

Все впереди

Мне скажут с возмущением мои же единомышленники: какое может быть в наше время обрусение — не получится ли, что Россию “обамериканят”? Обычный в таких случаях довод: новое поколение не читает русскую классику, не слушает русскую музыку, не знает таких писателей, как Распутин и Белов... Хотя это, конечно, не совсем так. Все социологические опросы показывают растущую в последние годы приверженность людей к своему, русскому. А Распутин и Белов включены в школьную программу по литературе и в книги для чтения в младших классах. Но дело даже не в том, знают ли писателя в России. Самым главным считалось всегда, насколько писатель знает и понимает русскую жизнь , чтобы видеть в ней сокровенное и передать будущим поколениям.

Валентин Распутин в начале 80-х годов предложил своим читателям поразмышлять над тем, что наш народ, которому навязали чужеземное устройство — коммунизм, все-таки смог его переработать на свой лад — обрусить. Обрусение шло, конечно, не сверху. Это у Горбачева была “револю­ция сверху”, политические игры номенклатуры с участием идеологической обслуги ЦК КПСС, из которой и вышли все демократы-западники. Обрусение ширилось в народе. На русском преодолении коммунизма, поддержанном и другими народами, появилось, поднялось такое неожиданное для XX века явление, как “деревенская проза”. Не диссиденты! Но не случайно идеоло­гическая обслуга ЦК увидела в русском направлении умов главную опасность. По сути мы только сейчас ощущаем масштабы русской культуры второй половины XX века. И Свиридов, и Светланов, и Бондарчук. И конечно же, Кожинов! Русская культура словно создавала запас на трудные времена.

Поэтому меня огорчило, с какой поспешностью Александр Ципко подводит итоги минувших десяти-двенадцати лет в диалоге с политологом Валерием Соловей (“Прощание славян. Грядет ли русская национальная революция?” — “ЛГ”, 2003, № 8): “Рухнули иллюзии перестройки, что после ухода коммунизма начнется формирование единой, но многонациональной российской интеллигенции, что наша новая элита будет разноплеменным союзом едино­мыш­ленников, озабоченных судьбами страны”. Прежде всего я не могу согла­ситься с тем, что Ципко причислил “элиту” к интеллигенции. Разные этажи. Интеллигенция учит и лечит, работает в науке, в промышленности, в культуре. Элита — продукт политический. А потом, откуда у Ципко такие сведения, что интеллигенция разбежалась по разным углам? Ее всю переместили в общий слой самых бедных. Другое дело “элита” национальная, подпитывающаяся от антирусской политики правящих верхов, возбудители разных скандалов вроде права мусульманок фотографироваться в платках, но глубоко равно­душные к истинным народным нуждам, к тому, что у них в республиках разваливается промышленность, нищает сельское население. “Не имеет достоинств национально-освободительного движения” — такую оценку дал восстаниям кашгарских хаджей против китайского владычества выдающийся исследователь Центральной Азии, член Императорского русского географи­ческого общества Ч. Ч. Валиханов. Совершив опаснейшее путешествие в Кашгар (1858—1859), он написал в “Очерках Джунгарии”, что хаджи добиваются только своей власти, но никак не народного блага. С такой же позиции Валиханов оценивал и движение Шамиля. Не имеет достоинств национально-освободи­тельного движения.. . Применима ли формулировка Валиханова в наше время? Какую пользу принес народам бывшего СССР приход к власти национальной элиты? Об этом пока не пишутся серьезные исследования.