Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №2 (2004)

Тогда, с приходом Аркадия в отряд, ему была вручена перед всем парти­занским строем ценная награда — именной карабин. Сам прославленный парти­занский комбриг пожал ему руку, много хороших слов произнес.

Все партизаны любили шустрого, непоседливого мальчишку, с добрыми улыбками слушали его спокойными вечерами, когда он, сидя у теплой, прогретой солнцем стены землянки и старательно начищая свой карабин, пел звонким голосом свою любимую песню: “Орленок, орленок, взлети выше солнца...”.

Мальчик пел и, конечно же, даже не предполагал, что все, о чем гово­ри­лось в песне, с лихвой повторится и в его жизни. Что, вопреки дан­ному ему в отряде ласковому прозвищу “Орленок”, враги давно уже наз­вали его за храбрость и отвагу “Орлом”, что однажды он получит тяжелейшие ранения, но верные друзья чудом спасут его, и “жизнь возвратится” к нему.

Особенно доверительные отношения сложились у Аркадия с командиром по разведке. В затишье между боями они часто беседовали. Однажды Костя рассказал мальчику о своей морской службе на ледоколе “Ермак” и о спасении экспедиции папанинцев на Северном полюсе. У Аркадия восторженно блестели глаза, когда он слышал, с какими почестями тысячи собравшихся у причала ленинградцев встречали четверку отважных полярников, как гремела музыка, как люди, приветствуя каждого сходившего по трапу моряка, смеялись и плакали от радости, потому что все участники похода вернулись живыми и были в их глазах героями.

— Знаете, Константин Павлович, — доверительно поделился с Костей Аркадий, — я всегда мечтал быть разведчиком. Таким, как вы. А теперь... Теперь, мне кажется, — лучше стану моряком.

Увы, не довелось ему быть ни тем, ни другим... Очень не хотелось Косте посылать в тот день Аркадия в разведку. Томило какое-то дурное предчувствие, словно бы кошки скребли на душе. Но никому другому он не смог бы поручить то, что должен был сделать Аркадий. По сведениям агентуры, в окрестностях появился вооруженный до зубов отряд карателей, необходимо было собрать полные разведданные о его планах. Партизаны во что бы то ни стало первыми должны были нанести разгромный удар по врагу.

Они — Аркадий и его напарник Володя Шавранский — отправились в разведку на конях ранним утром. Держали путь на деревню Куповать, где недавно погиб, попав в засаду, легендарный комбриг Константин Заслонов. Внезапно Аркадий почувствовал слабый запах дыма — едва уловимый сладковатый аромат чужих сигарет. Засада! “Не мельтешись. Отходим к реке, — тихо сказал он Володе. — Там, в случае чего, отобьемся”. Разведчики не успели развернуть коней, как грянули выстрелы. Володя был убит сразу. Аркадий, спешившись, отстреливался из карабина до последнего патрона. Затем, зажав в руке гранату, поднялся во весь рост, крикнул окружающим его фашистам: “Подходите, гады! Ну, давайте!” Автоматная очередь прошила его в нескольких местах, с силой отбросила в сторону. Почти теряя сознание, он увидел подошедшего к нему офицера, направленное прямо в лоб черное дуло пистолета. В последний момент Аркадий, не выдержав, резко отвернул голову, сквозная пуля вошла ему в висок, выбила глаз...

В отряде услышали отзвуки дальних выстрелов, бросились на помощь. Засаду с ходу разгромили. Костя поднял на руки безвольное, залитое кровью тело мальчика, отнес к подъехавшей повозке, бережно уложил на разостланное сено. Он сам сопровождал Аркадия к вызванному с “большой земли” самолету, не скрывая слез, слушал невнятные восклицания метавшегося в бреду юного разведчика: “Мама... Карабин... Где мой карабин? Ма-ама...”. Косте не раз доводилось слышать, как даже у самых крепких, закаленных боями и невзгодами мужчин последней предсмертной фразой было короткое родное слово “мама”. А ведь отважному партизану Аркадию Барановскому всего-то исполнилось недавно тринадцать лет.

Между тем партизанская жизнь шла своим чередом. По-прежнему валились под откосы вражеские эшелоны, взлетали в воздух комендатуры, брались в плен немецкие генералы с их штабами. В мае 44-го Костя получил серьезное ранение в голень и был отправлен на лечение в один из подмосковных госпиталей. У него началась гангрена, но, к счастью, врачи сумели сохранить ногу, и через несколько месяцев он снова появился в своем отряде. Однако война уже шла к концу, близился долгожданный мир. После расформирования бригады Костя был направлен на хозяйственную работу в Выборг. Через несколько лет он с семьей (к счастью, его жена и дочь остались живы) вернулся на родину, в Стрельну, стал работать на местной электроподстанции диспетчером. Затем, получив квартиру в Ломоносове, долгие годы, до самого выхода на пенсию, продолжал трудиться в системе “Ленэнерго”.

И все это время брат никогда не забывал Аркадия. В те годы в Ломоносове существовала промартель, где работали слепые люди, изготовлявшие какие-то несложные бытовые предметы. Костя, встречая на улицах мужчин в черных очках, неуверенно простукивающих палками края тротуаров, внимательно присматривался к ним. А вдруг... А вдруг Аркадий все-таки выжил, и он узнает сейчас в ком-то из них знакомые черты.

А Аркадий действительно “всем смертям назло” остался жив, и пути двух народных мстителей пересеклись еще раз. Как-то в середине 70-х годов Константин неожиданно получил письмо из Белоруссии от пионеров дружины имени Бориса Петрова. Юные следопыты просили его рассказать о героических действиях партизанской бригады номер два и о его, заместителя командира бригады по разведке, личных подвигах. Брат ответил им, что рассказывать ему о себе нечего, — мол, воевал, как считал нужным, а посоветовал ребятам разыскать, если, конечно, тот жив, настоящего героя, в ту пору их сверстника, Аркадия Барановского. Каково же было его удивление, когда он читал полученное от следопытов второе письмо: “У нас большая радость. Мы отыскали героя, о котором вы нам писали”. К письму прилагался и адрес Аркадия.

Завязалась переписка. Вот что написал Аркадий Константину: “...Когда меня доставили в госпиталь, мне нужна была срочная операция, но врачи были в сомнении — вряд ли выживу и перенесу наркоз. Меня осмотрел хирург и сказал, что хотя я серьезно истощен кровью, зато сердце исключительно крепкое. Остатки правого глаза мне удалили сразу же... Через три недели сделали другую операцию, потом еще одну...”.

Строки из другого письма: “...Вы спрашиваете, какие я имею награды? Стыжусь я отвечать на этот вопрос. Я даже вам солгал, Константин Павлович, что у меня есть медаль партизана Великой Отечественной войны. Нет ее у меня. Но я за это не обижаюсь, потому что некогда было в то время этим заниматься...”.

Забегая вперед, надо сказать, что впоследствии Аркадий Филиппович Барановский получил не только причитающуюся ему партизанскую медаль, но и все положенные от государства льготы.