Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №6 (2004)

...Ибо и “Катерина Измайлова”, и евтушенковская псевдориторика, и “слюнявые” вирши Вознесенского были для Свиридова не просто “кукишем в кармане”, сочинениями с привкусом фальши — он отторгал их как а н т и р у с- с к о е, антинародное по сути явление культуры, как “антикультуру” вообще. Вот в чём первопричина множества рассыпанных по этой книге инвектив автора в адрес многих суперзнаменитых современников своих, — то с гневом, то с сарказмом, то с едкой насмешкой звучат они... И ведь не потому же столь яро и даже по-мужски грубовато взрывается он — “Музыка Губайдуллиной — какой-то сухой дамский онанизм”, и ведь не потому же нескрываемыми нотами презрения пронизана следующая запись — “Еврей Шнитке обратился, кажется, в католика, написал православную службу — покаянную обедню почему-то на армянские слова. Вот поди и разбери на Страшном суде — кто он был такой? Конечно, в наше сложнейшее время трудно определить, кто есть кто, кто какой нации, кто какой веры, кто мужчина, кто женщина, а кто и то и другое”, — не потому же, что ему не по нраву пришлись “творческие манеры и художественные приёмы” этих музыкальных псевдоавангардистов. Конечно, нет: ведь Свиридов, при всей его приверженности к традициям отечественной и мировой классики, был одним из самых поисковых композиторов своего времени, да и не мог он, юноша бурных 20-х и 30-х годов, не быть им всегда. Нет, причина была в ином. Те, чьи отдельные творения либо творчество в целом он отвергал, воплощали для него чужеродность или откровенную разрушительную враждебность по отношению к понятиям, святым и кровным для него — Россия, русский народ, Русь — христианская, право­славная... Поэтому — приведём ещё одно из основополагающих суждений автора:

“Русская культура неотделима от чувства совести. Совесть — вот что Россия принесла в мировое сознание. А ныне — есть опасность лишиться этой высокой нравственной категории...”

А ныне... Не устаю, читая книгу “Музыка как судьба”, поражаться дару предви­дения, которым был наделён её автор, — ведь подобные прорицания высказы­вались им в самые ещё что ни на есть стабильные (без кавычек) годы, когда ядовито-убийственные испарения ненависти и презрения ко всему отечест­венному, к русской духовности, к нашему национальному ладу, к Вере — во всех её ипостасях — ещё не выдыхались ежечасно из ТВ- и радиоэфира, ещё не отравляли людей ежедневно со страниц “масс-медиа” (нередко и голосами высших руководителей государства), а также школьных и вузовских учебников. Сего­дняшняя катастрофа казалась немыслимой. Свиридов же, в середине 70-х размыш­ляя над понятиями “Русская душа” и “Русская вера”, утверждает:

“ Русская душа всегда хотела верить в лучшее в человеке (в его помыслах и чувствах). Отсюда — восторг Блока, Есенина, Белого от революции (без желания стать “революционным поэтом” и получить от этого привилегии). Тысячи раз ошибаясь, заблуждаясь, разочаровываясь — она не устаёт, не перестаёт верить до сего дня, несмотря ни на что! Отними у неё эту веру — Русского человека нет. Будет другой человек, и не какой-то “особенный”, а “среднеевропеец”, но уже совсем раб, совершенно ничтожный, хуже и гаже, чем любой захолустный обыватель Европы. Тысячелетие складывалась эта душа, и сразу истребить её оказалось трудно. Но дело истребления идёт мощными шагами теперь”.

Теперь... Напоминаю — сказано в 70-е годы. Когда же прошло лет пятнадцать и наступил разгар этого самого “теперь”, когда под ширмой борьбы с “тоталита­ризмом” и с “тысячелетним рабством” яковлевско-горбачёвская, а затем ельцин­ская машинерия уничтожения отечественности уже во всю мощь приступила к штамповке и утверждению в качестве движущих фигур общества именно тех людишек, что “хуже и гаже”, — тогда Свиридов, ужасающийся тому, что сбы­ваются его худшие предчувствия, пытается возвысить свой голос против неовар­варства, пришедшего к власти. Он набрасывает тезисы для своего выступления по ТВ (насколько мне известно, так и не состоявшегося, — куда там! с такими “антидемократическими” высказываниями уже тогда на “голубой экран” не допускали даже известнейших деятелей культуры). И вот что говорит композитор о новом этапе этого самого “теперь”:

“Однако теперь — расцвет, я бы сказал разгул, антихристианских тенденций. На поверхность творческой жизни всплывают совершенно сомнительные фигуры, и те, на ком уже пробы негде ставить, занимают главенствующее положение.

Особо сложное, запутанное положение в русской жизни. В России как раз царят антинациональные, антирусские тенденции, или, как их называют, “русо­фоб­ские”. Выразителями национальных настроений России служат люди, наподо­бие некоей м-м Боннэр...”

(Заметим, что супругу этой самой “мадам”, экс-физику А. Д. Сахарову, в книге “Музыка как судьба” тоже посвящён ряд весьма красноречивых строк. Пожалуй, самое мягкое из определений, данных ему Свиридовым — в те самые дни, когда “прорабы перестройки” величали нобелевского лауреата “совестью нации”, вот это: “Атомный маньяк, эту свою манию он принёс теперь и в политическую деятельность”. Нет, всё-таки заслуживает цитирования ещё одна лаконичная характеристика Сахарова из записных тетрадей композитора: “Теперь этот изверг становится учителем морали нашего несчастного народа...” Кто сочтёт это суждение чересчур резким — тот пусть прочтёт все другие строки книги, относящиеся к фигуре одного из отцов советской водородной бомбы: обоснований более чем достаточно...)

Характеристики отдельных личностей, яркие, часто ошеломляющие сами по себе — в немалой мере всё-таки “производные” в этой книге от главного. От неутолимой боли гениального русского композитора, от его боли за то, что в XX веке множество произведений литературы и искусства в России, активно внедряемых в сознание народа властью, творились и продолжают твориться людьми, чаще всего либо начисто лишёнными родства с п о ч в о й (во всех смыслах этого слова) Отечества, либо вовсе не любящими, а то и презирающими “эту страну”...

“...Так называемый “культурный” слой населения в РСФСР (особенно в больших городах) не состоит или состоит в малой степени из представителей коренного населения страны. Это общество, глубоко враждебное русской нации, русской культуре, русской истории (и искусству).

Этот культурный слой не может двигать далее культуру вперёд, т. к. у него нет контакта с фундаментом жизни, нет контакта с землёй, рождающей всё, в том числе и культурный фонд. Нет Гения беспочвенного. Вот причина “войны” против почвенников”.

Знаменательнейшая запись! — по ней мы можем зримо увидеть, как в дневнике композитора профессиональное суждение перерастает в заповедь . В заповедь Духа — и заповедь Почвы... Вот где исток резко отрицательных отзывов Свиридова и о ряде крупных, прославленных создателей советской музыки XX сто­летия, в том числе и тех, у кого он многому научился (Шостакович, Про­кофьев), и тех мастеров стиха, отдельные грани творчества которых его вдохнов­ляли (Маяковский, Пастернак). Вот в чём исток его опаляюще-презрительных высказываний по адресу обласканных властью композиторов (Р. Щедрин, А. Петров) и одиозно известных стихотворцев “с кукишем в кармане” (Евтушенко, Возне­сенский, Ахмадулина). Отсюда же — красной нитью проходящее по всей книге: его крайнее неприятие различных видов “безмелодичного” музыкального пост­модернизма (Шёнберг и шёнбергианцы, додекафонисты зарубежные и отечест­венные). Ибо — беспочвенность!