Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №8 (2004)

Прошлое — это и есть та самая “коллективно пережитая, совместно выстраданная судьба”, о которой мы говорили выше. Именно прошлое нации и интерпретация этого прошлого формируют национальное сознание.

Нациям, имеющим богатейшую историю, есть откуда черпать материал для подпитки коллективной национальной идентичности. А что делать молодым нациям (например, американской), у которых “прошлое” не превышает трех столетий или если многое в нем нелицеприятно? Не будут же они формировать самооценку нации, систематически повторяя, что начало их истории связано, к примеру, с варварским истреблением развитых индей­ских цивилизаций или что на романо-германской общности до скончания века будет лежать клеймо убийц и экспроприаторов чужих земель и богатств? Для конструирования желаемого образа нации эти страницы истории не подходят. В этом случае реальное историческое и этническое прошлое заменяется символами, придуманными традициями. Такие нации опираются на политическую составляющую, они держатся на целенаправ­ленных упражнениях в социальной инженерии и на “трудах” историков, которые “производят” историю как ретроспективную мифологию .

Национальное сознание можно мобилизовать, а можно и деморали­зовать. Национальный организм внушаем. “Здоровье” национального организма в очень большой степени зависит от направленности государст­венной политики, от установок, транслируемых СМИ, от деятельности интел­ли­генции. У национального сообщества можно сформировать устойчивое чувство национальной гордости или, напротив, культивировать в народе чувство вины, национального унижения, стыда1. Для этого прибегают к мифам, обращенным в прошлое. Для этого пересматривается история, ревизуются реальные события, переписываются учебники. Как в своей известной лекции “Что есть нация?” говорил Э. Ренан, “забвение истории или даже ее искажение является важным фактором формирования нации”2. В справедливости этого высказывания можно убедиться, читая современные учебники по истории, например, Украины или знакомясь с научными трудами “национальных” историков. Читаем книгу о тюрках: “В IV веке наш народ смело перелистнул страницу европейской истории — он освободил народы от римского рабства, дал им свободу. Наши предки — и никто другой! — открыли язычникам-европейцам их нынешние религиозные символы, от тюрков-кипчаков европейцы впервые услышали о Боге Небесном, узнали свои теперешние молитвы”3. Преувеличение роли одного народа непременно происходит на фоне принижения роли другого. Из той же книги можно вычитать, что “древнерусские города — вовсе не русские”, что “жители Киева всегда (и в IХ-ХII вв.) назывались украинцами”, что Киевская Русь основана варягами и даже что Н. В. Гоголь своей фамилией обязан тюркам. Подобных примеров можно приводить множество. При всех различиях они свиде­тельствуют о том, что историк, пишущий об этнической истории или нацио­нализме, вольно или невольно совершает политическое или идеологическое вмешательство в свой предмет4.

Как объяснить такое явление? Что является побудительным стимулом для подобного “творчества” национальных историков? Среди причин может быть и политический заказ, и, вероятно, вполне объяснимое искреннее восхищение собственным народом. Психологи говорят о присущем каждому человеку на индивидуальном уровне инстинкте самосохранения. Человек, если он нормален, любит и оберегает самого себя. То же свойство можно распространить и на национальное сообщество. Это чувство описывается так: “Себя самого люблю я, так как во мне живет инстинкт самосохранения; нация представляется мне не чем иным, как частью моего я; национальная особенность воплощена в моем характере, вот почему я люблю нацию. Ко всем этим источникам национального чувства присоединяется еще один — энтузиазм, который вызывает во мне изучение истории. У человека, знающего историю, с представлением о нации ассоциируется представление о ее судьбе, о ее героической борьбе, о вечном стремлении к знаниям и искусствам, о ее триумфах и поражениях... Всякая такая романтическая любовь к давно прошедшим временам становится, таким образом, источ­ником национальной любви”5.

Итак, естественную любовь к своей нации, осознание общности со своим национальным целым многие авторы определяют понятием “национализм”. Необходимо развести два понятия: национализм и шовинизм, отражающие определенные формы национального сознания, но формы различные по своему содержанию, проявлениям и последствиям.

В современной отечественной литературе и в массовом сознании “национализм” употребляется в значении, предельно близком понятию “шовинизм”, между тем в отечественной литературе 20-х годов XX в. (Н. С. Тру­бецкой1) и в современной зарубежной научной литературе распространена другая трактовка национализма. В западных социологических исследованиях используются пять индикаторов, с помощью которых замеряется нацио­нализм: это чувство национальной гордости (не исключительности); степень доверия к своей национальной армии; готовность защищать свою страну в случае войны; отношение к национально-государственным символам: флагу, гимну; чувство принадлежности к определенному сообществу (этническому, суперэтническому, то есть объединяющему группу этносов)2. В такой трактовке национализм отражает осознание общности с национальным целым и исключает утверждение привилегированного положения одной нации среди других.

История, реальная или вымышленная, формирует и питает национальное сознание и делает нацию и национализм одной из сознательных движущих сил человеческой и, в частности, политической деятельности. Чтобы оценить, какое значение имеют идеи, вложенные в головы национального сообщества, каковы потенциальные последствия их распространения, эти идеи необхо­димо рассматривать в каждом конкретном исследуемом контексте . Не нужно говорить о нации и национализме вообще, не нужно переносить значения, свойственные одному историческому периоду, в другой, навязы­вать совре­менный смысл средневековой реальности, американский смысл — россий­ской реальности или смысл, принятый в XIX в., — стремительно развиваю­щейся реальности сегодняшних дней. Следует прежде всего прояснить, какие социальные силы формируют содержание национализма . Всякий данный национализм выступает в качестве символа , право определять содержание которого оспаривается различными группами.

Итак, в каком контексте идет борьба различных групп за право контроля над символами “нация” и “национализм”? Современная Россия вовлечена в лавинообразный процесс формализации результатов поражения в “холодной войне”, среди которых разрушение единого государства, приход этнокра­тических элит к власти в новых независимых государствах, пересмотр границ, перераспределение ресурсов и собственности.