Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6314 ( № 10 2011)

Вполне возможно, то же самое происходит сейчас со скелетом нашего интеллекта, т.е. с текстом. Точно так же, как скелеты рыб, птиц и земноводных, тексты прошли этап специализации. В соответствии с утилитарными потребностями они дифференцировались на сакральные, наукообразные, философские, светские. Затем произошло расслоение в соответствии с социально-профессиональной сферой их приложения – с языком высшего общества, просторечием, диалектами, непрерывно множащимися профессиональными языками, в том числе собственно литературным языком, а ещё позднее – в соответствии со стилями, коррелирующими с тем или иным мировоззрением, – классицизмом, сентиментализмом, романтизмом, реализмом, модернизмом и т.д.

Именно истинный текст, являющий собой образец безукоризненного миропонимания, корректирующий первородное искажение, – вот что типологически должны были представлять собой священные писания. И во все последующие, в том числе новые и новейшие, времена продолжались эти усилия по генерированию безупречных в своей интерпретации реальности текстов. Неслучайно великие литературные произведения становились культовыми и привлекали всеобщее внимание.

Так, ещё с добиблейских времён любой текст вовлекался в социальное измерение и автоматически становился манифестирующим мировоззрение текстом. И чем сильнее разгоралась вражда мировоззрений, тем сильнее распалялся у современников интерес к тексту.

Ещё до недавнего времени принадлежность к различным художественным стилистикам воспринималась как борьба за господство. Традиционалисты или почвенники боролись с авангардистами или модернистами, и это была непримиримая борьба, равносильная борьбе между хищниками и их жертвами. Словно обладатели клыков и когтей вступили в схватку на уничтожение с обладателями рогов и копыт вплоть до победного конца, до полного истребления, до бескомпромиссного отказа им в месте под солнцем.

Но с недавнего времени накал страстей безнадёжно померк.

Эксперименты с мировоззрениями закончились точно так же, как когда-то закончились эксперименты со скелетами. Не потому, что авторы не хотят больше экспериментировать, а потому, что возможности этих экспериментов исчерпаны. И авторы с некоторой растерянностью и удивлением обнаружили практически полную потерю интереса как к их текстам в целом, так и к их экспериментам в рамках этих текстов, в частности, вне зависимости от своей принадлежности к традиционалистам или авангардистам. Их противостояние утратило всяческий смысл: ведь общая потеря интереса к текстам попросту лишила его реального содержания. После многих веков противостояния традиционалисты и авангардисты оказались вдруг товарищами по несчастью. И только дремучий инстинкт самосохранения не позволяет им протянуть друг другу руку.

Поэтому корректнее было бы утверждать, что умер не просто текст, а текст, манифестирующий то или иное мировоззрение. Точно так же, как когда-то корректнее было бы утверждать, что умер не просто автор, а такой автор, который мыслился как демиург, творец безупречного всеобъемлющего текста. И теперь тексты и их авторы потому оказались в полном вакууме, что им просто больше не с чем соотноситься.

Текст не может быть вещью в себе. Такой текст никому не нужен. На востребованность может претендовать только текст, с которым читатель может вступать в длительный диалог. Который не отскакивает от него, как от стенки пересохшая штукатурка, а остаётся с ним.

Сегодня для нас может быть актуальным только такой текст, который предлагается нам не как оперативный инструмент упорядочивания или синхронизации пронизывающей и окружающей нас реальности, а сам способен восприниматься в качестве её же собственного встроенного в неё фрагмента.

Например, как «Дао дэ дзин» или «Война и мир». Сегодня не имеет значения, являемся ли мы их апологетами или ниспровергателями, потому что, даже не консолидируясь с ними, мы не можем их игнорировать. Но сегодня уже недостаточно способности текста стать ископаемым, умереть и быть извлечённым из забвения, как это было с костями вымерших динозавров. Отсутствие стратегической дискурсивности в текстах современных авторов порождает наше к ним равнодушие. Её не подменить возвращением в идеологию или энциклопедичностью. Никакой текст не способен подключить к себе какого бы то ни было читателя в долгосрочной перспективе, если не оставляет места другому.

Марк ШАТУНОВСКИЙ

Марк Шатуновский – поэт и прозаик. Окончил филфак МГУ. Один из «отцов-основателей» легендарного московского клуба «Поэзия». Полностью работу можно прочесть здесь: http://markshat 3 3 http://markshat . livejournal. com/98700. html

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 4,2 Проголосовало: 4 чел. 12345

Комментарии: 25.03.2011 07:45:38 - Vladimir Feldman пишет:

хорошая статья

хотелось бы узнать - почему кто-то поставил плохую оценку?

Литература

Мог ли он не дать по физиономии?

ВЗАПРАВДУ

Марина КУДИМОВА

Женщин в России бьют часто и больно. А ненормативная лексика льётся с экранов и мониторов, и ею пестрят книжные страницы. Но как только насилие в отношении женщин и матерщина выходят за границы спальни, кухни или стилистики малочитаемого сочинителя N, общество вдруг охватывает эпидемия вдохновенного осуждения. Ханжества, если выражаться без обиняков. Ханжество – это когда провозглашаются одни принципы, а практикуются другие. Две недели страна не могла спокойно спать, обсуждая, как Киркоров избил режиссёра Яблокову. И никому в голову не пришло выяснить, что послужило толч­ком к несомненно возмутительному поступку. Когда наконец выяснилось, что дама сравнила певца с обиходным противозачаточным средством, что по наследству от уголовного мира считается у нас наивысшей формой оскорбления мужчины, фигуранты, слава богу, уже успели помириться.

4 марта в здании Русского ПЕН-центра его президент Андрей Битов дал пощёчину члену этой организации Светлане Василенко. И тут, если верить неисчислимым комментариям в СМИ и киберпространстве, наконец-то выяснилось, кто в России самый главный насильник, женоненавистник, сквернословец и посягатель на общеписательское имущество. Все эти «посты» без всякой конкуренции отныне отданы Андрею Георгиевичу Битову. Но право на защиту предоставлялось даже Чикатило.

Что – 72-летний мастер слова ни с того ни с сего подошёл и врезал отнюдь не хрупкому цветущему созданию? Как в байке Довлатова про Битова и одного поэта с переменчивым нравом: «Мог ли я не дать ему по физиономии»? Но детали никого не интересовали. Наиболее рьяные ханжи предлагали немедленно предать забвению «Уроки Армении» и «Пушкинский дом». Другие намеревались надолго поместить автора этих книг в санаторий «Колымские дали». Менее радикальные вызывались просто насовать горячих писателю с мировым именем.