Гелий Салахутдинов - Блеск и нищета К. Э. Циолковского

Итак, налицо две взаимно противоположные трактовки одного и того же исторического сюжета.

Отсюда у искушенного читателя, памятующего о том, что в данной работе используются лишь известные источники, может возникнуть мысль о простой альтернативности интерпретации в ней текстов К.Э. Циолковского. Другими словами, появляется убежденность в том, что автор высказывает еще одну точку зрения о творчестве ученого, которая не исключает старую, а призвана лишь сосуществовать с ней. Почему интерпретацию автором текстов К.Э. Циолковского нужно считать лучше, правильнее, чем интерпретацию их его предшественниками, - вот тот вопрос, который оказывается в данном контексте ключевым.

Интересно, а какая точка зрения представляется правильной при трактовке указанного выше романа А. Дюма? Если провести голосование, то, вероятнее всего, победит первая точка зрения, и автор этих строк окажется в одиночестве. Обычно по таким законам и живет демократическое общество. В науке подобного рода разногласия должны решаться иными средствами, например, поиском внутренних противоречий, выбором соответствующей методологической позиции и пр.

Автор может в защиту своей трактовки выставить серьезный научный аргумент. В самом деле, его оценка мушкетеров основана на представлениях об общечеловеческих ценностях, зафиксированных во всех официальных религиях мира (и даже в атеистических философиях, например, в марксистской). Библейская заповедь "Не убий!" сплошь и рядом нарушалась героями романа, а нарушение заповеди, запрещающей даже возжелать (!) жену ближнего своего, было, фактически, смыслом их жизни.

Следовательно, методологические основания интерпретации исторических текстов у автора более серьезны, а поэтому он, видимо, прав.

Прежде всего подчеркнем, что в настоящей работе все вопросы, когда в этом возникнет необходимость, будут решаться только с позиции общечеловеческих интересов. По большому счету они предполагают сохранение жизни на Земле и обеспечение свободы Человека в самом широком смысле слова. Эта свобода, вообще говоря, наступит тогда, когда комплексно-автоматизированное производство вытеснит Человека за рамки непосредственного технологического процесса и сделает его независимым от природы, от необходимости зарабатывать себе еду и одежду, когда целью развития общества станет развитие самого человека.

Конечно, два эти слова: жизнь и свобода, выступая целью общества, проецируются на конкретные задачи, само понимание которых, в ряде случаев, оказывается непростым делом. Например, как понять, где место пилотируемой космонавтики в решении этих глобальных проблем человечества. Если на нее будут возложены функции по спасению жизни человечества, то образ К.Э. Циолковского, страстно проповедовавшего его расселение по Вселенной, будет один - это образ мудреца, пророка, а если общество выберет иную стратегию своего поведения, то и его образ тускнеет. Принятый подход к решению этой проблемы станет ясным из дальнейшего изложения, и мы будем напоминать читателю о нем там, где это будет важно и уместно.

В рамках этого, представляющегося нам в целом бесспорным, фундаментального методологического положения мы будем интерпретировать тексты К.Э. Циолковского или его биографов, объяснять узловые события посредством известных научно-технических законов.

Идея этого объяснения (которое мы перенесем и на интерпретацию текстов) принадлежит К.Ж. Гемпелю [195] и состоит в следующем: для ответа на вопрос о том, почему происходит то или иное явление, следует указать на закон, которому это явление подчиняется. Оценивая деятельность мушкетеров, мы указали на систему нравственных законов, с которой дискутировать сложно, поскольку такая дискуссия будет не плодотворной из-за ориентации ее против многовекового опыта человечества.

Для исторических наук такой подход не является обязательным и неизбежным, поскольку существуют и менее строгие виды объяснения, например, так называемое "рациональное объяснение" У. Дрэя, предполагающее указание лишь мотивов поступков исторических героев. Например, Александр Матросов закрыл собой амбразуру вражеского дзота. На вопрос о том, почему он так поступил, может существовать значительное число вариантов ответа: хотел спасти жизни товарищей по оружию, был отравлен алкоголем и случайно упал, решил покончить жизнь самоубийством и т.д. При выборе правильного ответа здесь вовсе не нужно использовать какие-то законы: необходимо найти лишь некоторые историко-логические обоснования, его поступка.

Нетрудно понять, что такой способ объяснения (интерпретации) оказывается существенно менее строгим, чем при подходе, предложенном К.Ж. Гемпелем.

Проще говоря, мы в своих суждениях будем использовать самые строгие подходы, предполагающие указание тех законов, которым не соответствовали (или соответствовали) идеи К.Э. Циолковского или интерпретаторов его творчества. Конечно, мы неизбежно будем пользоваться и "интеллектом Дрэя", но в основе всех наших суждений, имеющих принципиальное значение для оценки творчества нашего героя, будет находиться его величество закон.

Второй ярус методологических вопросов возникает при любой попытке дать научно-техническую оценку того или иного изобретения исторического героя. Тут узловым выступает слово "оценка", поскольку она всегда производится с некоторых позиций.

Наш более чем двадцатилетний опыт исследования творчества пионеров космонавтики убедительно свидетельствует о том, что эта задача во многих случаях решается очень сложно. Убедиться в этом можно на таких простых примерах. Писатель придумал гиперболоид инженера Гарина. Означает ли это, что он высказал идею современных лазеров? Ф.А. Цандер предлагал в атмосфере Земли подниматься на поршневом самолете (или с ВРД), затем в разрежении атмосферы переходить на ракетную тягу, используя в качестве горючего ставшими ненужными части аэроплана. Этот способ не нашел применения в то время, когда он был высказан, не находит его сейчас (речь идет, конечно, о сжигании самолета при полете на орбиту) и, по-нашему мнению, не найдет свое воплощение и в будущем. Должен ли историк негативно оценить это предложение Ф.А. Цандера, если оно в принципе не противоречит известным законом природы, но не находит применения по технологическим, экономическим, социальным и другим причинам?

Интересно отметить, что в науке вопрос так вообще не стоит, поскольку само по себе научное открытие является самодостаточным. Например, никто ие давал негативной оценки открытию в XIX веке эффекта Пельтье (обратный эффекту термопары) на том основании, что он не находил практического применения. Его демонстрировали как "красивый" эффект студентам и только в 50-е годы XX в., благодаря успехам в физике твердого тела, появились конструкционные материалы, использование которых сделало его практически привлекательным.