Наталья Кончаловская - Песня, собранная в кулак

Я нашла эту песню среди пластинок с записями концертов Эдит Пиаф. Слова для песни написал Анри Контэ, музыку - Маргерит Монно.

Был вечер.

Площадь Трините.

И грохнул выстрел в темноте.

У дамы удивленный вид:

Мужчина на земле лежит...

И вот уж новый номерок

На регистрации в бюро.

И полицейский комиссар

Кладет печать - глухой удар...

Идет допрос, и рвется нить

Она не хочет говорить.

Лишь с прошлым мысленно она

Теперь беседует одна...

Все начиналось летним днем,

Гуляли целый день вдвоем.

Потом он с нею танцевал.

Потом, конечно, целовал.

Потом...

да этого вполне

Довольно, чтоб сгореть в огне...

Пошли в двенадцатый район,

Был брак в мерии заключен.

И так же грохнула печать,

Чтоб вместе жизнь теперь начать.

Потом они пошли вдвоем

И встали перед алтарем.

И в церкви хор звучал для них,

Орган играл для них одних.

И свадьба чудчая была.

Трезвонили колокола,

Такой веселый, громкий звон

Динь-дон! Динь-дон!

Динь-дон! Динь-дон!

Они трезвонили,

Вокруг не поняли,

Что это был не звон, а стон.

Динь-дон! Динь-дон!

Изменит он!

И шел трезвон - динь-дон! Динь-дон!

Предатель он! Изменник он!

Трезвон! Трезвон!

- Вы не можете себе представить, - горячо продолжает Марсель, - какую великолепную деталь для исполнения нашла Эдит. Когда в оркестре начинали звонить колокола, Эдит принималась раскачивать головой вправо и влево. Все сильней, уже всем корпусом раскачивалась она, подчеркивая свое исступленное отчаяние движением, в такт колоколам, которые вызванивали безысходное горе, безумие женщины, убившей своего мужа...

Второй фильм мы снимали уже в 1958 году, вместе с режиссером Пьером Брассером. Это был фильм "Любовники завтрашнего дня". Драма маленькой служанки провинциального кабачка в браке с грубым и жестоким человеком - шофером. Действие происходит в ночь под рождество. После ссоры с мужем женщина напивается и засыпает за столом в кабачке.

Среди ночи появляется молодой незнакомец, который просит срочно починить его машину. Никто из шоферов не хочет работать в сочельник. Приходится ждать до утра. Незнакомец заговаривает со служанкой. Они друг другу симпатичны. Мало-помалу между ними возникают искренние, дружеские отношения.

На ремонт машины уходит три дня, в течение которых разыгрывается драма. Незнакомец оказывается известным дирижером, убившим свою жену, которая ему изменяла. Он был вынужден бежать из Парижа, и его разыскивает полиция. Все это узнают местные шоферы из газет. Маленькая служанка уговаривает дирижера бежать. Между ними разыгрывается прелестная сцена, где она благодарит его за короткую, чистую дружбу. Но в эту минуту врывается муж и грубо обрывает их разговор, заявив, что он уже вызвал полицию.

И тогда служанка убивает мужа. Дирижер предлагает ей бежать вместе с ним, но она отказывается. Их обоих захватывает полиция, и судьба соединяет их, арестованных в один и тот же час, как любовников, которыми они никогда не были...

Здесь, - добавляет Марсель, - прием был очень интересен именно тем, что Эдит не пела на экране, а песнь ее звучала за кадром. Эдит словно слушала сама себя, собственный голос, голос ее души.

Да, - заканчивает Марсель свой рассказ. - Эдит Пиаф была чудом во всем! Она чувствовала, как никто, пела, как никто, одевалась странно, как никто. Она умела радоваться до сумасшествия, хохотать до колик, но и сердилась она до исступления, до звериного неистовства. Она умела не прятать своих недостатков и умела не прятаться за своими достоинствами, добрыми поступками, которым не придавала никакого значения. Я горд и счастлив ее дружбой, ее доверием, которыми она дарила меня до конца своей жизни...

Мы расстались с Блистеном поздно вечером. Стоя у окна, я смотрела на скупо освещенный тротуар переулка, вдоль которого стояли автомобили, поблескивая полированными плоскостями разных цветов.

Марсель бежал по тротуару, и оттого, что он был в сером, он казался легким, как собственная тень. Я смотрела ему вслед и думала о том, что все же Эдит не получила в мире кино должного внимания, уже просто потому, что не во всех странах были показаны ее фильмы. У нас, во всяком случае, никто не знает о них. И пожалуй, здесь, в этой области, она осталась кинозвездой без света. А между прочим, Чарли Чаплин однажды сказал о ней:

"Я обожаю ее и высоко оцениваю ее дарование, она как актриса сделает на экране то, что делаю я..."

"БАЛЛАДА О СТА ДВАДЦАТИ"

Улица Баллю. Она находится между площадями Клиши и Пигаль. Квартал кабачков, театриков, квартал ночных развлечений. Я попадаю туда белым днем. Со станции метро "Клиши" поднимаюсь на площадь, заворачиваю в узенькую старинную улочку. Вот и нужный мне дом. Он режет, как острый нос высоченного корабля, перекресток улиц Баллю и Вентимиль. Вот и балкончик на третьем этаже. С балкона мне машут двое. Совсем как на холсте парижского художника начала нашего века. Это Вера Вольман и ее муж Григорий Хмара.

Вера - журналистка, президент Интернациональной федерации кинопрессы, высокая, еще молодая и стройная, в ярко-синем платье лаконичных линий, со стрижеными перистыми, пшеничного цвета волосами. Хмара - старый, в бытность свою, сорок лет назад - актер МХАТа в Москве.

Я поднимаюсь по узкой, темного дуба винтовой лестнице и останавливаюсь перед старинными двухстворчатыми дверьми. Вера открывает мне:

- Алло! Наташа! Заходите! - Сине-зеленые глаза ее приветливо щурятся. В зубах - сигарета, на груди, на тяжелой цепи черненого серебра - звезда, нечто вроде масонского ордена. За Верой в коридоре - Хмара. Он совсем старый, но бодрый и веселый. Седые волосы на его голове вздымаются, как дым. В прорези белой рубахи - за воротом - ярко зеленый кашемир персидского узора. Колоритная фигура!

Квартира их в этом веселом квартале необычайно оригинальна. Три комнаты выходят в полукруглый коридор с матовым стеклянным потолком, внутри горят лампочки. Мы входим в кабинет с балкончиком; на котором я их видела. Сразу видно, что хозяева только что откуда-то приехали и вот-вот куда-то уезжают.

Громадный рабочий стол Веры завален книгами, бумагами, папками, рукописями. И все покрыто городской пылью. Весенний ветер с балкона раздувает кисейные занавески. Дивно пахнет свежезаваренным кофе. На уютной мягкой мебели брошены платья, пальто. Масса интересных антикварных вещей, привезенных отовсюду.

И, несмотря на беспорядок, в кабинете интересно, уютно, красиво. Хозяева деловито-веселые, на вид беззаботные, хотя Вера много работает и вечно занята. После расспросов о Москве, о друзьях, о родне, о делах, после обмена сувенирами, моими - из Москвы, Вериными - из Флоренции, садимся среди чемоданов пить кофе с чудным домашним фруктовым пирогом, который Вера успела сунуть в духовку и вовремя вытащить...