А Кони - Пирогов и школа жизни

Оставленный Пироговым "Дневник старого врача" [31] дает возможность заглянуть в его душу не как общественного деятеля и знаменитого ученого: он дает возможность услышать голос сердца человека, того человека, которого Пирогов хотел воспитать в каждом юноше. Это сердце преисполнено глубокой и трогательной веры в высший Промысел и умиления перед заветами Христа. Жизнь учит, что Христос имеет много слуг, но мало действительных последователей. Одним из последних был Пирогов.

Наблюдение над жизнью, к великому сожалению, показывает, что цепь злых дел в нашем печальном существовании почти непрерывна и трудно расторжима. Но звон, и лязг, и ложный блеск этой цепи не заглушают и не скрывают звеньев цепи добра. В сороковых годах трогательный московский человеколюбец доктор Гааз писал своему воспитаннику Норшину: "Самый верный путь к счастью не в желании быть счастливым, а в том, чтобы делать других счастливыми, т. е. внимать их нуждам, заботиться о них, не бояться труда, помогать им советом и делом; словом - любить их". А вот как определял Пирогов много лет спустя в своих стихах, - ибо и он писал стихи, - в чем состоит счастье жизни: "Быть счастливым счастьем других... участьем согреть холодное сердце, любовью коснуться иссохшей души" [32]. Поэтому он считал злом всякое насилие над чужим и своим чувством и на склоне лет горячо упрекал себя за страдания, причиненные животным при вивисекции, и за грубое слово, сказанное сорок лет назад больному при операции камнедробления. Вот почему со многих страниц дневника звучит нежное сострадание к человеческим скорбям и теплое, любовное отношение ко всему окружающему, за которое он старается мыслить и чувствовать, подобно древнему брамину, взирающему на окружающий мир и говорящему себе: "Это тоже ты!" Наш известный историк Соловьев говорит, что народы любят ставить памятники своим выдающимся людям, но эти люди своей деятельностью сами ставят памятник своему народу. Такой памятник поставил и Пирогов, прославив русское имя далеко за пределами своей родины. Во дни сомнений и тягостных раздумий о судьбах родины Тургенев не хотел верить, чтобы могучий, правдивый русский язык не был дан великому народу [33]. Но не то же ли самое можно сказать и о лучших представителях этого народа? И когда среди тумана печальных явлений и свойств нашей повседневной действительности вспомнишь, что наш народ имел Петра и Ломоносова, Пушкина и Толстого, чья недавняя кончина сжала наши сердца великой, скорбью [34], что он дал, наконец, Пирогова, то нельзя не верить, что этот народ не только может, но и обязан иметь светлое будущее.

Примечания

1. Цитата из статьи "Вопросы жизни" ("Морской сборник", 1856, No 9, стр. 589: позднее - "Сочинения Н. И. Пирогова", т. 1, изд. 2-е, Киев, 1914, стлб. 28).

2. О разорении семьи, поступлении в Московский университет, смерти отца, тяжелом материальном положении Пирогов писал в "Дневнике старого врача" ("Сочинения Н. И. Пирогова", т. 1, СПб., 1887, стр. 145, 217, 237, 296, 303; т. II, изд. 2-е, Киев , 1916, стлб. 165, 247-248, 270, 390, 398).

3. См. "Дневник старого врача" ("Сочинения Н. И. Пирогова", т. 1, СПб., 1887, стр. 303-323; т. П, изд. 2-е, Киев, 1916, стлб. 398-421).

4. См. настоящее издание, стр. 82.

5. Об изучении анатомии по замороженным трупам Пирогов впоследствии писал доктору И. В. Бертенсону 27 декабря 1880 г. (см. "Русская школа" 1896 г. No 1, стр. 17-20; позднее - "Сочинения Н.И. Пирогова", т. 1, изд. 2-е, Киев, 1916, стлб. 398-421).

6. Не совсем точная цитата из "Дневника старого врача" ("Сочинения Н. И. Пирогова", т. 1" СПб., 1887, стр. 513-- 514; т. II, изд. 2-е, Киев, 1916, стлб. 636-637).

7. Пирогову ставилось в вину неумеренное, с точки зрения главного доктора Академии Лоссиевского, употребление иода и наркотиков. Ассистенту Пирогова, ординатору Неммерту, Лоссиевский поручил следить за профессором. Возмущенный Пирогов, которому Неммерт показал полученное им секретное предписание, потребовал от начальства рассмотрения дела, и Лоссиевский был вынужден публично извиниться перед профессором. "Тем дело о моем умопомешательстве и кончилось", - вспоминал впоследствии Пирогов в

"Дневнике старого врача" ("Сочинения Н. И. Пирогова", T.I, СПб., 1887, стр. 517; т. II, изд. 2-е, Киев, 1916, стлб. 641).

8. См. "Северная пчела" 1830 г. No 30 ("Анекдот") и No 35 ("Новые книги. Евгений Онегин, роман в стихах", гл. VII).

9. Фельетоны Булгарина, направленные против Пирогова, печатались в трех номерах "Северной пчелы" за 1848 год. 28 февраля в No 46 Булгарин, не называя фамилии Пирогова, грубо обрушился на "проворных резунов, которые всю славу свою поставляли в большом числе и в скорости операций". Ряд других намеков, например о необходимости "бросить толки о серном эфире", с которым в то время работал Пирогов, позволяли безошибочно угадать, против кого был направлен фельетон. 10 марта в No 55 появилась уже открытая клевета на знаменитого хирурга. Булгарин, якобы полемизируя с "Библиотекой для чтения", где в 1844 году была напечатана хвалебная рецензия на книгу Пирогова "Прикладная анатомия", обвинил его в заимствовании из труда английского ученого Чарльза Белля. И, наконец, 20 марта в No 64 Булгарин без всякого смущения объявил, что "Библиотека для чтения" перепутала тексты Пирогова и Ч. Белля, и, следовательно, "Северная пчела" не виновата в этой ошибке. Глубоко оскорбленный Пирогов, понимая, что травля, затеянная Булгариным, исходила не только от него, написал письмо попечителю Медико-хирургической академии генералу Н. Н. Анненкову о невозможности своей дальнейшей работы в Академии (см. П. А. Белогорский, Госпитальная хирургическая клиника при Императорской военно-медицинской академии, СПб., 1898, стр. 35-38; "Сочинения Н. И. Пирогова", т. 1, изд. 2-е, Киев, 1914, стлб. 699--702). Однако в то время Анненкову удалось уговорить Пирогова не оставлять Академии. Пирогов покинул её через восемь лет, в 1856 году.

10. О своем знакомстве с профессором Альфредом Вельпо Пирогов вспоминал в "Дневнике старого врача" ("Сочинения Н. И. Пирогова", т. 1, СПб., 1887, стр. 426; т. II, изд. 2-е, Киев, 1916, стлб. 539).

11. В письме к И. В. Бертенсону от 27 декабря 1880 г. Пирогов вспоминал о том, как ему было предложено отправиться на Кавказ и впервые применить на поле сражения анестезирование и твердую (неподвижную) крахмальную повязку при сложных переломах конечностей, впоследствии замененную им гипсовой повязкой (см. "Русская школа" 1896 г. No 1, стр. 14-15; "Сочинения Н. И. Пирогова", т. 1, Киев, изд. 2-е, 1914, стлб. 927-928).

12. См. настоящее издание, стр. 57.

13. Об этом эпизоде Пирогов вспоминал в письме к баронессе Э. Ф. Раден от 27 февраля 1876 г.: "Утомленный мучительными трудами, в нервном возбуждении от результата своих испытаний на поле битвы, я велел о себе доложить военному министру, почти тотчас по своем приезде, и не обратил внимания, в каком платье я к нему явился. За это я должен был выслушать резкий выговор насчет моего нерадения к установленной форме от г. Анненкова (тогдашнего главы Медико-хир. академии). Я так был рассержен, что со мной приключился истерический припадок (с слезами и рыданиями; я теперь сознаюсь в своей слабости)" ("Сочинения Н. И. Пирогова", т. II, СПб. 1887, стр. 501-502; т. 1, изд. 2-е, Киев, 1914, стлб. 843).