Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6319 ( № 15 2011)

Таким образом, в подобной оптике прежде всего нет никакой избирательности и никакого своеволия, ибо с самого начала, даже с некоторой, впрочем, в данном случае вполне уместной, торжественностью заявлено: «Толстовский дневник – один из величайших актов человеческого самопознания, когда «человеческое, слишком человеческое» судится высшим судом и соотносится с пределами вечности» (от оксюморона, самим же автором, правда, замеченного, всё же лучше было бы уйти).

Главное же – только это, по-серьёзному говоря, и интересно, или, скажем, хотелось, чтобы было интересно, а всё остальное – праздное и не всегда безобидное любопытство, на что ещё Пушкин указывал в письме князю Вяземскому, советуя ему не печалиться по поводу утраты дневников Байрона. Событие частной жизни лишь тогда событие, когда оно превосходит в своём значении себя самоё. Это справедливо в отношении всякой крупной личности, применительно же к Толстому – вообще императив, потому что… ну, просто потому, что это Толстой. Читая дневники вообще, дневник же последнего года в особенности, постоянно натыкаешься на всякого рода несоответствия.

«Поздний Толстой… не допускает посторонних вторжений в свой давно устоявшийся духовный мир; он не приемлет мнений, несовместных с выстраданной им и, по его крайнему разумению, единственной правдой. Можно сказать, что в своём тотальном всесокрушающем бунте Толстой принципиально консервативен», – пишет И. Волгин, и, возможно, он прав, во всяком случае, опору в толстовском самосознании, как оно запечатлелось в повседневных записях 1910-го и иных годов, найти можно. Но ведь здесь же Толстой с огромной страстью восстаёт как раз против единственных правд, когда все крупнейшие мировые религии – христианство, иудаизм, ислам, буддизм – утверждают себя одна в ущерб другой. «Какое ужасное преступление!»

Слишком известна война, которую развязал Толстой в последнюю треть своей жизни против современной ему литературы, а также литературы с её художественностью вообще («Что такое искусство» и др.) Однако же Достоевского он корит как раз за недостаток художественности, сам, впрочем, признавая свою непоследовательность: «Я строг к нему именно в том, в чём я каюсь, – в чисто художественном отношении». Вообще по понятным причинам как вполне объективного, так и личного свойства этот сюжет – Толстой–Достоевский – занимает в эссе Игоря Волгина значительное место, – более четверти общего объёма. Не мне судить, насколько верны его суждения, но читать интересно, прежде всего как раз потому, что тема превосходит самоё себя, за текстом колеблется подтекст и, главное, контекст – контекст становящейся, столь ненавистной Толстому новой литературы.

Не менее известно, как любил Толстой повторять известную максиму доктора Джонсона: «Патриотизм – последнее прибежище негодяев». Настолько любил, что кое-кто у нас решил даже, будто это его собственные слова. В последнем дневнике и записных книжках 1910 года ссылок на великого английского просветителя и энциклопедиста нет, но сходные высказывания есть. Вот, например: «Как ни отвратительно само дело, ещё более отвратительно оправдание его, величаемое патриотизмом». Но не полной ли глупостью было бы искать в дневниках, а равно иных сочинениях текстуальных заверений в патриотизме Толстого (а равно, кстати, и Сэмюэла Джонсона – автора «Жизни поэтов» и «Словаря английского языка»)? Не зря И. Волгин дал своему эссе подзаголовок: «Лев Толстой как русский скиталец».

Ну и совсем безнадёжным, как и бессмысленным, занятием было бы устраивать соревнование высказываний Толстого о религии и Церкви. Достаточно будет, полагаю, одной строки из записи от 14 июня 1910 г.: «Истинная религия есть прежде всего искание религии».

Конечно, учитывая масштаб личности, такие противоречия существенны сами по себе, как существен дневник в своём информационном, как говорит И. Волгин, содержании. Но всё-таки ещё значительнее и интереснее он как образ и отражение (снова вздрагиваю) всемирного – не только русского – времени. Дневник Толстого – это в некотором роде эпилог эпохи, начавшейся, по словам Томаса Манна, на заре Нового времени, достигшей расцвета в пору Великой французской революции, а ныне агонизирующей и сходящей на нет. Иначе говоря, эпохи гуманизма. Эпилог к ней и предчувствие Вердена, ГУЛАГа, Треблинки.

Читатель мирный, никого никому не противопоставляю и уж тем более не сталкиваю лбами. Одной только вещи хотелось бы. А ещё лучше – двух. Во-первых, чтобы планка стояла высоко и содержание, а также стиль высказывания соответствовали предмету разговора. А во-вторых, чтобы сочинитель уважал своего читателя, то есть не наклонялся бы к нему.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 2,9 Проголосовало: 7 чел. 12345

Комментарии: 28.04.2011 16:23:16 - Vladimir Feldman пишет:

Колесову (вопрос)

В чем для вас Сталин авторитет?

28.04.2011 16:21:49 - Vladimir Feldman пишет:

Присоединяюсь к комментаторам

Такой легкий и ясный вопрос написан совершенно нечитаемым языком. Статью надо было сначала отдать на чтение и коррекцию, а потом публиковать.-------Но тема очень интересная. Льва Толстого в его отношении к церкви поддерживаю руками и ногами.

28.04.2011 12:31:50 - Мария Николаевна Садикова пишет:

Совершенно согласна с Вами Валентин Иванович. Я тоже из статьи поняла, что все вместе они, и Волгин, И Басинский, и Анастасьев, не до конца понимают великого русского писателя Льва Николаевича Толстого. И Анастасьев не понимает больше всех. Так что Вы абсолютно правы, не нужны эти напыщенные посредники, лучше всего обращаться напрямую, к самому писателю.

28.04.2011 10:31:50 - Валентин Иванович Колесов пишет:

Толстой написал книги. Басинский и Волгин написали книги про Толстого. Анастасьев написал статью про книги Басинского и Волгина. _____Я воспитался на трех авторитетах: Ленин, Сталин и Толстой. Вот так вот, сумел синтезировать – в советском моральном кодексе. Анастасьев, использовавший в заголовке часть ленинского определения, толкует Толстого не так, как я его понимаю, например, в части общности и различий разных религий. Я воспринял от Толстого тезис об их общности, а Анастасьев обнаружил противостояние. Многого я у Анастасьева не понял, наверно, по той же причине. Успокаиваю себя чеховской цитатой из «Свадьбы: «Они любят непонятно говорить, хотят свою образованность показать». Но в целом я ему благодарен: не буду читать Басинского и Волгина. Я в последние годы перечитываю Толстого по второму-третьему разу и получаю большое удовольствие. ______ А затраченной страницы ЛГ жалко.

27.04.2011 15:02:29 - Нина ивановна Курсова пишет:

Профессору Анастасьеву

Попыталась прочесть статью, но видимо я отношусь к тем "узколобым", о которых с сожалением говорит автор. Действительно, обороты, типа : "Главное же – только это, по-серьёзному говоря, и интересно, или, скажем, хотелось, чтобы было интересно, а всё остальное – праздное и не всегда безобидное любопытство, на что ещё Пушкин указывал в письме князю Вяземскому, советуя ему не печалиться по поводу утраты дневников Байрона." - не для средних умов. Вы говорите о Толстом, как о писателе " жизнь и творчество которого - потешаться". Помилуйте, вы о ком? Единственный плюс, что ваша статья "побудила меня к самостоятельному умственному усилию" и подобных поверхностных статей, я никогда уже читать не стану.