Газета День Литературы - Газета День Литературы # 175 (2011 3)

Она струилась и плыла

меж облаков в пространстве звёзд,

где нет спасения от грёз.

Была ли женщина? Была.

Так сатанинская стрела

пронзает... И не дай вам Бог

нести сей обречённый рок.

Была ли Родина? Была.

Да в прах царёва булава,

державный айсберг в разлом,

клеймёный молотом с серпом.

Была ли жизнь моя? Увы...

Глядят из зеркала луны

мне незнакомые глаза

под струн небесных голоса.

ПОДНЕБЕСЬЕ ИЗ ЗВЁЗД

Мимо стаи над стадом

в поднебесье из звёзд

астероидом хвостатым

космос душу вознёс.

Чью-то душу в покои

из мирского котла

с вакханальей до крови

в схватке блага и зла.

Дремлет стадо в безвинности.

Суть у стада проста –

прокормиться да вынести

гон клыков и хлыста.

Птичий гомон нервозен

накануне стрельбы

и крушения гнёзд,

как проклятье судьбы.

Только душам мятежным

покоряется плоть.

Безрассудным. Безбрежным.

Тут не властен Господь.

Он, смирясь, созерцает

блеск созвездья имён,

чьё сиянье мерцает

сквозь туманность времён.

ЧУДЕСА ЧАРОВНИЦЫ

***

Если мужчина

вверх поднимает руки –

это его поражение.

Если женщина

поднимает ноги –

победа.

ЛЮБОВЬ

Мне казалось:

любовь –

радость неба и птицы.

Оказалось:

любовь –

чудеса чаровницы.

Если небо и птицы

беспечны

и вечны,

чудеса чаровницы,

как яд,

быстротечны.

ПЛЯЖНЫЕ МИРАЖИ

Этот зной, эти волны безжалостны.

Крики чаек от изнеможения.

Помоги, Всевышний, пожалуйста,

не отчаяться в наваждениях.

Ах, как женщина раздевалась,

окрылённо и беззастенчиво!

Волге жертвенно отдавалась

обнажённая, падшая женщина.

И река её обнимала,

и пронизывала, и нежила.

Только женщине было мало

упоенья того безгрешного.

Ей желалось неповторимости,

не синицы, а журавля

в цитадели сплошной терпимости

от постели до алтаря.

Как богиня при Ренессансе,

словно гейша в родной притон,

на покачивающемся пространстве

за безоблачный горизонт

снизошла она и растаяла,

растворилась – как не была.

Да следы на песке оставила,

раскалённые добела.

Этот зной, эти волны безжалостны.

Крики чаек от изнеможения.

Помоги, Всевышний, пожалуйста,

не отчаяться в наваждениях.

СОЛОВЬИ

Погубить ли,

спасти ли смогут

нас двоих

те глубины,

в которых омут

глаз твоих?

В ночи лунные

сладкострунные

соловьи

заморочили,

напророчили

сны любви.

КИТАЙ-ГОРОД

Не желаю... Но не покидают

беспокойные жёлтые сны,

будто носят меня по Китаю

замутнённые воды Янцзы.

Я как будто с лотком коробейник,

банки пива, сухая тарань.

Суетливый людской муравейник

за юанем подносит юань.

На торговой панели причала

я кручу контрабандный товар,

и с девчонкой, чтоб не заскучала,

пью дурманящий душу отвар,

чтоб в ночи в похотливом глумленье,

сотворив всё, что можно посметь,

навсегда, хоть на миг, на мгновенье,

как в беспамятстве, умереть.

Всякий раз череду наслаждений,

этот блеск искривлённых зеркал,

обрамляет венцом ожерелий

феерический карнавал.

Остроликие полурептилии

раздуваются, словно шары,

и парят... в уплывающем мире

шелест шёлка и шквал мишуры.

КОРОЛЕВА

Смурна похмельная душа,

смурнее, чем российский кукиш.

Зато подруга хороша.

Зато нас не продашь, не купишь.

Со мной, с беспечным алкоголиком

и никудышным кавалером,

ей любо просыпаться голенькой

и представляться королевой.

РОЗЫ

Белые розы.

Белые розы – белый туман.

Белые розы...

Белые розы – сон и обман.

Жёлтые розы.

Жёлтые розы только для вас.

Жёлтые розы...

Жёлтые розы в мраморе ваз.

Алые розы.

Алые розы – пламя свечей.

Алые розы...

Алые розы – сладость ночей.

Чёрные розы.

Чёрные розы – кудри до плеч.

Чёрные розы...

Чёрные розы нам не сберечь.

Белые розы... Жёлтые розы...

Сон и туман.

Алые розы... Чёрные розы...

Боль и обман.

ШЁЛКОВЫЙ ПЛАТОК

Восток, мучительный Восток,

ты примитивен и высок,

как ядовитый лепесток,

оберегающий цветок.

Зачем я здесь? Ну, что ищу?

Всё видит пристальный прищур

незримого духанщика,

гашишника, душманщика.

Я под прицелом... Мой поклон

столу пирующих персон,

в поту, лоснящимся от жира

и зеравшанского инжира.

На фоне выбритых голов,

вкушающих душистый плов,

мгновенно всеми схвачен,

учтён и не иначе.

Присяду в тень наискосок.

Мне подадут лимонный сок.

Достану шёлковый платок.

Восток... Воистину Восток.

КАВКАЗ

Скалистый берег

терзает Терек,

спешит в долину

спросить Карину:

её ли суженый,

обезоруженный,

убит под елью,

где по ущелью,

скуля в оскалы,

снуют шакалы.

МОЯ ГАЗЕЛЬ

Томительные лунные недели

в плену любви

всплывают, как игривые газели

из Физули.

Гроза ли, канонада ль грохотала

за гребнем скал,

колыша над верандой опахала

каспийских пальм.

И в наш мирок мерцающий, изящный,

как всплеск луны,

вплетал дистанционный телеящик

дурдом страны.

Пока из политических актёров

маг под чалмой

преображал в ораву, в бузотёров

народ честной,

в голубизне оконного овала,

сходя в постель,

перстом лукаво локон оправляла

моя газель.

МУЗЫКИ ЗВУКИ

Может, безветренность,

может, прохлада,

может, приветливость

дома и сада.

Дарят щемящее

чудо покоя.

Платье шуршащее

полунагое.

Тонкие, длинные,

дивные руки.

Взгляды интимные.

Музыки звуки.

День измотает.

Ночь околдует.

Что это? Где это

было? Иль будет?

Может, смятение,

может, услада,

может –

сплетение рая и ада.

ЯЗЫЧЕСТВО

- 1 -

Не кори себя, Карина, не кори.

Мы язычники с тобой, мы дикари

в хищной прелести

трепещущих страстей,

невменяемых, как клёкот лебедей.

Вон для нас гудит над озером костёр.

Пeревёрнутый с небес, он распростёр

свои огненные чары под водой.

Это наши очи чёрные с тобой.

- 2 -

Затянулась тиной озера вода.

Не летают больше лебеди сюда.

Почерневшие деревья и кусты

обнажают обожжённость пустоты.

Говорят, их не спасти, им не помочь.

Злые духи здесь куражились всю ночь.

И себя спалили в пламени зари.

Не кори меня, Карина, не кори.

МОЯ РОССИЯ

ГАЛАКТИЧЕСКИ БРЕД

Крут наш норов, и глаз неприветен,

да и совесть всё чаще во вред,

и в умах галактический ветер,

и в речах галактический бред.

Мы маньяки давно и калеки.

Сотворившим вселенский бардак,

нам нести заклеймённость навеки.

Только так.

ПО КРИВЕЙШЕЙ ПРЯМОЙ