Газета Завтра Газета - Газета Завтра 913 (20 2011)

Пока суть да дело, пока разберутся, где "своё", а где "чужое", специалисты балета разбились, обогнав политиков, на два фронта. Одни утверждают: провал "Утраченных иллюзий" потому, что господин Десятников "не сумел сочинить ни одной запоминающейся лирической темы". Другие — провал "Утраченных иллюзий" потому, что господин Ратманский "создал свой самый недансантный балет". Прощай, оружие, в одном: "лучший композитор написал музыку для лучшего хореографа".

Любопытно, конечно, что думают сами "лучшие"? Тени сомнений героев не смущают. Алексей Ратманский: "Наверное, так работали в старину — композитор приносит тебе готовый номер к репетиции. Это очень страшно и весело. Вообще я отношусь к музыке Десятникова, как к чуду, случившемуся в моей балетмейстерской жизни". Леонид Десятников: "Когда я рассказывал оркестру сюжет, скрипач Кирилл Филатов сказал: "Ага, еще одно дитя Розенталя". Он был прав: "Утраченные иллюзии" отчасти продолжение этой темы.… он, если угодно, весь стилизация, и в то же время — "от души", спокен фром май харт, как сейчас выражаются".

Хотелось бы тоже продолжить "эту тему". Хотелось бы спросить Алексея Ратманского и Ко. За двадцать пять лет свободы от тоталитаризма, чем потрясли вы мир, кроме почивших в бозе "Детей Розенталя" и очередного удара по мухе с замахом на слона? Опять свободы не хватает! "Дайте нам свободы делать те ошибки, — отвечают за них, — которые нам нравятся". Еще за них говорят так. "Сам Ратманский, — ликует автор "Известий", — похоже, давно утратил иллюзии относительно популярных в России понятий "русский балет" и "русский хореограф". Господин Десятников, тот и вовсе — от "русского" как от чумы. Перешел на английский. На "фром май харт" выражается. Советский фашизм, — "фром май харт" негодует, — запрещал "новое искусство"! И только он, — добавляет на закавыченном русском, — партизан Леня Десятников, будучи студентом Ленинградской консерватории, изучал в спецхране под прицелом гебиста партитуру Альбана Берга. Господин Десятников ещё и говорить не научился, как "новое искусство" звучало в концертных залах Москвы: Мария Юдина играла Бартока, Берга, Кшенека, Жоливо. Господину Десятникову всё нипочём! "Утраченные иллюзии" запретили, — учит на "фром май харт", — по политической статье. Ну, сами подумайте, какие в "совке"?— смеется "лучший композитор", — могли быть "банкиры", "большие деньги", "содержанки"? Жду новости: команда либретто "Травиаты" переписывает.

Впрочем, конфетти и фантики либеральных смыслов гроша ломаного не стоят даже на блошиных рынках Парижа. И не фальшак от Ратманского меня занимает. Просто, думая о беспомощности вольных художников создать хотя бы иллюзию, чтобы было что утрачивать, меня одолевают иные вопросы:

кто мы? — спрашиваю я себя, — если гордимся Пушкиным и бросаем камни в царскую Россию?

кто мы? — спрашиваю я себя, — если клянем "кровавого" Николая и зырим, как "царь Борис" палит из танков по Парламенту?

кто мы? — спрашиваю я себя, — если предаем самый пышный Двор Европы и, прилипнув к экранам, слюну пускаем по монархическим сказкам Виндзоров?

кто мы? — спрашиваю я себя, — если без ума от технологий "Аватара", а "метафора Эйзенштейна" — да черт бы с нею?

"Один сезон наш бог — Ван-Гог, другой сезон — Сезанн!"

Ведь никто не заставляет нас то разоблачать русских, то свергать с пьедесталов советских богов и рыдать над "Богатые тоже плачут". Но мы разоблачаем. Но мы свергаем. Ни Двора уж, ни кола. Ветхозаветные "фром май харт" — в утешение.

P.S. На "фром май харт", кстати, сейчас так и выражаются. "Би Инглэнд уот ши уил, уив ол хё фолтс, ши из май кантри стил". Что в переводе господина Десятникова значит: "Какой бы ни была Англия, со всеми её пороками, это — моя страна".

Эрнст Юнгер. Семьдесят минуло 1965-70 (Излучения III). — М.: ООО "Ад Маргинем Пресс", 2011. — 704 с.

"Достигнут библейский возраст — довольно странное ощущение для человека, который в молодости никогда не надеялся дожить даже до тридцати", — так начинается книга Эрнста Юнгера, дожившего, кстати, до истинно библейского возраста — почти 103 года. Вся разница лишь в том, что ветхозаветные патриархи в такие годы, пригладив бороды, заводили детей, а сегодня — да и позавчера уже — единицы дотянувших до столь ослепительно-белоснежных седин с помпой укладываются в гроб, он же ковчег для рискованного плавания в лучший мир.

Но возраст есть возраст, он требует уважения, и не важно, как двигаться дальше: с люлькой по жизни, или же — в катафалке из жизни. Главное — движение. Библейский человек был явно здоровее нынешнего — последнего? — человека, а потому искреннее удивление по этому поводу такого мощного старика, каким был немецкий воин-писатель Юнгер, вполне оправданно. Но чем же еще столь удивительна наша урбанизированная жизнь, как не такими вот феноменами?!

Для русского читателя любое очередное издание германского литературного кшатрия на русском языке — событие, новость, а для многих — и радость. Признаюсь, приобретя на днях в магазине этот совсем не дешёвый и увесистый том, я испытал почти детский восторг — оттого, что в жизни случилось нечто хорошее. Юнгер снова будет курить черешневую трубку, рассказывать были — словно античные поэмы — и угощать терпким красным вином — как та кровь, которой русские и немцы щедро оросили почву Европы в минувшем XX столетии.

В России уже издано достаточно работ старины Эрнста, чтобы заинтересованный читатель мог сформировать вполне адекватное и объёмное представление о масштабах и формах этого необычного литературного явления. Мы изучили хрестоматийные труды "Рабочий" и "Тотальная мобилизация" (там Юнгер ловко преодолел модный марксизм, не опровергая при этом бородача Карла, но обнажая его поверхностность в целом ряде важнейших мировоззренческих вопросов). Прочитали пронзительно дерзкую, героическую и по-античному трагическую новеллу "Лейтенант Штурм". И раннюю, романтически-радикальную публицистику ("Националистическая революция"). И загадочный, сумрачно-сказочный роман "На мраморных утёсах". И тревожный утопично-тоталитарный (в исконном, хорошем смысле слова) "Гелиополь", чем-то напоминающий по стилю Германа Гессе. И две различные версии "Сердца искателя приключений". И толстые тома дневников разных лет: от юношеских записей времён Первой мировой войны ("В стальных грозах") до записок после Второй мировой войны ("Годы оккупации"). Теперь вот новые записи, запечатлевшие раннюю осень патриарха… Но даже эта осень получилась длиною в целую жизнь, какой удостаивается далеко не каждый смертный.

Эрнст Юнгер известен нам прежде всего как яркий представитель движения Консервативной революции в Германии. В 20-х–30-х годах XX столетия молодой офицер-фронтовик Юнгер писал зажигательные национал-революционные статьи с названиями типа: "Национализм", "Революция", "Кровь" и "Воля". Впрочем, с приходом к власти НСДАП Юнгер предпочел демонстративно дистанцироваться от гитлеровского режима. Но сам режим настолько нуждался хотя бы в простом присутствии где-то рядом широко известного и уважаемого в обществе автора, что не стал покушаться на бунтарскую позицию Юнгера, на его физическую и духовную свободу. При этом справедливости ради отметим, что многих его современников такое независимое поведение привело прямиком в концлагерь, как, например, идеолога немецкого национал-большевизма Эрнста Никиша, близкого друга писателя. Но Эрнст Юнгер однозначно предпочитал такому печальному исходу куда более интересные предприятия — войны и путешествия. Именно яростные битвы "с железом и кровью" и радостные скитания "искателя приключений" — основные темы юнгеровских дневников. Это две ипостаси бытия, сквозь которые проживается всё остальное: ночи и дни, сады и дороги, хорошие книги, женщины и вина, стальные грозы, излучения… Вся окружающая нас жизнь.