Газета Завтра Газета - Газета Завтра 916 (23 2011)

Всё-таки, шаг за шагом ужесточая условия приема претендентов на премию, вслед за исключением из списка авторов биографий, надо было исключить из списка и уже премированных писателей. Какая-то брежневщина получается: дважды лауреат "Национального бестселлера", а потом и трижды… У Быкова энергетики и на пять премий хватит.

Всё-таки русская литература никак не хочет умирать, как бы ни хоронили её окололитературные мыши. И талантов всегда хватает. Не понимаю, зачем понадобилось сразу трем членам Большого жюри присуждать по 3 балла книге бывшего лауреата Быкова. Разве не чувствуется в этом некая пошловатость? "Мы, ясен пень, поверим Елисееву, Жаровой и Караулову в том, что каждый из этой троицы действительно прочел и оценил где-то целую дюжину представленных на конкурс произведений и по литературным — по сугубо литературным — показателям выбрал лучшее. А именно — так уж это у них совпало — быковского "Остромова", — написал Топоров в комментарии на сайте премии. Все остальные претенденты набрали по 5-6 баллов, Быков отхватил целых 11. Прямо какой-то литературный Путин. А дальше начался литературный секонд-хенд, повторение пройденного.

Виктор Топоров как в воду смотрел. Я искренне болел за Михаила Елизарова и Сергея Шаргунова. Да и книги у них были достойны премии. Пусть и упрекают Сергея в излишнем самолюбовании, но его полуавтобиографический герой с каждым романом, с каждой новой книгой становится ярче, ответственнее и осмысленнее. Он идет путем Лимонова, ну что ж, это хороший учитель в литературе, сочетающий автобиографизм, изящество стиля и глобальность замысла.

Михаил Елизаров, при всей дружбе с Шаргуновым, и близости гражданских протестных позиций, писатель совсем другого замеса. Его "Мультики", как и предыдущие "Pasternak", "Библиотекарь" удачно сочетают в себе настоящую советскую романтику и не менее подлинный крутой сюрреализм. Перенаправь Михаил заданность своих романов в иную сторону — и из левого монументалиста он бы запросто превратился в какого-нибудь Бёрджеса российского пошиба. Впрочем, то же можно сказать о Маяковском: что было бы с поэтом, остановись он на эпатажном "Люблю смотреть, как умирают дети"? Елизарова всегда вытягивает вверх его идейность, соединенная с безукоризненной стилистикой. Это был явный фаворит.

Без идеалов, без направленности замысла любая книга превращается в игру. Мне показались такими и изобретательный, но пустоватый Фигль-Мигль с его "Ты так любишь эти фильмы" (Боюсь, что без загадочной анонимности автора роман просто не прошел бы в шорт-лист), и утонченный Павел Пепперштейн с его "Пражской ночью". Изящно, но ни о чем.

Заслуживал премии и Андрей Рубанов со своим "Психоделом". Его героиня наверняка заворожила многих читательниц своей безудержностью. Да и имя уже на литературном слуху.

И всё-таки, как всегда, "Национальный бестселлер" был непредсказуем. В данном случае — в самом дурном смысле. Членами Малого жюри этого года были всем ныне известный журналист Олег Кашин, музыкант Иван Алексеев, руководитель LiveJournal Russia Светлана Иванникова, лауреат предыдущего Нацбеста, театральный художник Эдуард Кочергин, филолог Сергей Богданов и кинорежиссер Алексей Учитель.

Председательствовала на этот раз Ксения Собчак. Не буду упрекать организаторов премии в дурновкусии, мало ли какие весомые причины были. Может, сам президент России так пожелал? Почему, после члена на Литейном, не выставить и Собчак в Нацбесте?

За Михаила Елизарова отдал свой голос кинорежиссер Учитель, честь ему и хвала. За Сергея Шаргунова отдал голос журналист Олег Кашин. Два голоса, совсем неожиданно для меня, набрал загадочный и разбросанный Фигль-Мигль.

К стыду всех рокеров и рэперов, музыкант Иван Алексеев проголосовал за Дмитрия Быкова. Второй балл за того же Быкова добавил (совсем уже неожиданно для меня) стареющий художник Эдуард Кочергин.

Вновь, как в случае с Прохановым, оказалось два на два. Но председатель жюри на сей раз страдала дурновкусием, как и сам избранный ею лауреат. Увы, естественно, Ксения Собчак выбрала тоже Дмитрия Быкова.

Думаю, этот повтор не нужен был ни "Национальному бестселлеру", ни самому Дмитрию Быкову, ни русской литературе.

Я отправился на фестиваль православного документального кино в Киев, и по случайному стечению обстоятельств добирался туда, находясь в одном вагоне с гостями первой категории, или, как сейчас принято говорить, VIP-персонами. Когда поезд прибыл в Киев, основную часть участников фестиваля развезли на автобусах. Меня же, заодно с другими людьми из спецвагона, посадили в мерседес и повезли в некую особую гостиницу, при этом не забыв пояснить, что Никита Михалков не может приехать, поэтому меня поселят в его номер. В тот момент я даже несколько вдохновился виртуальным соседством с кинематографическими олигархами.

Гостиница стояла на Днепре, буквально высилась из воды. С первого взгляда было понятно, что она предназначалась исключительно для VIP-персон. Чтобы попасть внутрь, нужно было пройти по мостику; рядом с гостиницей, точно так же вырастая из воды, располагался храм. Постояльцы могли созерцать его из своих окон.

Весь персонал этого наводного отеля встречал нас настолько восторженно, будто бы мы привносили в их жизнь частицу абсолютного счастья. Выряженный в костюм швейцара негр тут же схватил мою сумку и, лучезарно улыбаясь, изображая крайнюю степень экзальтированности, которую способен испытывать человек, потащил её в номер. На все мои недоумённые вопросы он лишь кивал головой, продолжая нести сумку. Администраторши тоже выглядели так, будто бы всю свою жизнь ожидали именно нашего приезда.

Все стены внутри гостиницы увешаны фотографиями знаменитостей. Пугачёва, Киркоров, Долина, Розенбаум, Михалков, Кузьмин и многие другие. Поднявшись по крытым бархатными коврами лестницам на второй этаж, я, наконец, попал в тот самый обещанный мне особенный номер.

Внутри у меня буквально перехватило дыхание. Мне показалось, что, переступив порог, я каким-то образом очутился в Малахитовой гостиной Зимнего дворца. Шесть комнат, на стенах персидские ковры, произведения живописи, стилизованные под эпоху Возрождения, столики и стулья из слоновой кости, на тумбах китайский фарфор, немыслимые вазы, чаши. Всё отделано золотом, серебром, бархатом. Среди комнат есть отдельная приёмная, столовая, спальня. Я стоял и смотрел на всё это, опасаясь даже присесть на какой-то из диванчиков. Но, тем не менее, потом всё же сел. Затем с опаской рассматривал какой-то напольный ковёр, но всё равно прошёл по нему. Находясь в каком-то странном смятённом чувстве, я саркастически поддразнил самого себя: "Неужели дослужился?".