Вячеслав Миронов - Я был на этой войне

Тем временем раненых сгружали и относили внутрь госпиталя. Мы прошли следом, на нас ровным счетом никто не обращал внимания. Мы с Рыжовым пялились и даже не пытались заигрывать с женщинами-медиками, они и без нас были давным-давно поделены и распределены. Да и внешний вид наш не внушал доверия. Мы искали полуподпольную точку Военторга или хотя бы местного жулика, который втихаря торговал бы спиртным и сигаретами. История мировых войн показывает, что всегда найдутся мелкие жулики, которые заработают копейку, перепродавая мелкий дефицит. Ничего особенно противозаконного, и, с другой стороны, они делают благо, поставляя на фронт мелкие радости из нормальной жизни, которых лишены люди. Были бы только деньги. Для кого война, а для кого мать родна. Может, так и надо? Нет, не смогу, воспитание и мой небогатый жизненный опыт не позволят сделать это.

И поэтому, шатаясь по госпиталю, мы спрашивали солдат, где есть пиво и сигареты. Но так как здесь был эвакуационный госпиталь и солдаты больше суток, как правило, не задерживались, то никто толком не знал. Тут мы увидели солдата, но с харей больше, чем у нас с Юркой вместе взятых. Тот был в новом камуфляже и, стоя у открытой форточки, с наслаждением курил, пуская дым вверх. Рожа его выражала самодовольство и сытость, казалось, происходящее вокруг его не касалось. На раненого он никак не был похож.

Я толкнул Юрку в бок, когда он откровенно разглядывал какую-то медсестру, спешащую по своим делам и имевшую несчастье пройти мимо. Судя по выражению Юркиной голодной морды, он ее уже минимум раз десять изнасиловал и собирался это дело продолжить.

— Хватит насиловать женщин, мы здесь с тобой с миротворческой миссией. Глянь лучше на эту картинку, — я показал воина-богатыря, — по-моему, его телом можно десяток амбразур закрыть сразу. Кажется, что он олицетворяет всю мощь вооруженных сил России. Как ты считаешь, Юра?

Говорил я нарочно громко, чтобы боец нас услышал. Юрка понял мой замысел и подхватил игру.

— Да, мужик, ты прав. Нам бы его в разведку, вместо живого щита, а еще лучше — в штурмовую группу, или раненых на себе вытаскивать.

Боец лениво скосил на нас глаза и даже не повернулся. На нас, как на многих офицерах, не было погон и звездочек, указывающих звание, а то у снайперов есть дурная привычка выбивать в первую очередь офицеров. Прямо какая-то тотальная ненависть у них к нам. Что ж, у каждого свои комплексы, а тут комплекс профессиональный, к тому же неплохо оплачиваемый.

— Сынок, — вежливо-вкрадчиво начал Юрка, — как ты думаешь, если мы тебя пригласим к себе в бригаду на экскурсию, чтобы ты, сучонок, посмотрел на войну, а то ведь, пидор, приедешь с войны с железкой, а войны толком и не видел.

Все это Юрка говорил тихим голосом, так что проходящие мимо врачи не обращали на нас никакого внимания. Стоят вояки, беседуют тихо-мирно, без шума и крика.

— Да пошел ты на хрен, — пробормотал боец лениво, не поворачивая головы, и столько в его голосе было презрения, что не по себе стало. Мгновенно проснулась злость. По себе знаю, что в такие моменты я плохо контролирую себя, много могу глупостей наделать, но осмысление приходит потом.

— Ну-ка, повернись, гнида, когда к тебе боевой офицер обращается, и немедленно попроси прощения, — я тоже старался говорить спокойным голосом, но слова клокотали в горле. Меня никогда никто из солдат не смел оскорблять, в каком бы состоянии они ни находились. Будучи сопливым лейтенантом, приходилось успокаивать пьяный караул. А тут тыловая вошь смеет двух офицеров оскорблять.

Жирный хорек повернулся и опять насмешливо уставился на нас, не говоря ни слова и всем своим видом издеваясь над нами. Я и Юрка поняли, что убеждать словами это животное бесполезно, надо действовать. Рядом находился закуток, где хранился хозяйственный инвентарь. Мы, не сговариваясь, быстро взяли юношу под ручки и впихнули его в темную душную каморку. Я мгновенно схватил его за горло, чтобы тот не заорал, а Юрка упер ствол своего автомата ему в пах и надавил. Даже при недостаточном освещении было видно, как тот побледнел. Глаза готовы были вывалиться из орбит и крик рвался из горла, но я сдерживал его, сжимая сильнее горло, позволяя ему только дышать. Я наклонился к уху и прошептал:

— Сейчас я отпущу немного горло, если ты, подонок, обещаешь спокойно, тихо принести нам извинения. И еще пива и сигарет, уверен, что есть. Если согласен — моргни, если отказываешься, то я тебя душу, а мой приятель отстреливает тебе яйца. Разбираться никто не будет, спишут на боевые потери. Если вздумаешь выкинуть какой-нибудь другой фокус, то история повторится. Смятое горло и отстреленные яйца, а также мы можем тебя погрузить в машину и обменять у духов на ящик пива и блок сигарет. Кстати, урод, мы тебе самому предлагаем сделать такой обмен. Понял, уребище? — я чуть посильней сдавил горло, а Юрка нажал на автомат.

Солдат заморгал глазами, как мотылек крылышками у лампочки:

— Извините меня, пожалуйста, товарищи офицеры, я обознался, я больше не буду, честное слово, не буду, — из глаз его покатились слезы, но жирное горлышко его я не отпускал.

— А вторая часть выступления? — спросил Юрка, намекая на пиво и сигареты.

— Да-да, сейчас, — боец засуетился, начал шарить у себя за головой в каких-то ведрах и вытащил на свет божий упаковку пива «Holsten» и блок «LM». По-нашему — «любовь мента».

Мы отпустили поганца, я снисходительно похлопал его по щеке, вытащил из кармана смятые пять тысяч рублей и сунул в карман хныкающему бойцу:

— Никогда не хами, юноша, и, может, тогда останешься жить, а это деньги тебе за товар, чтобы не говорил, что мы бандиты. Кстати, одолжи нам пару сумочек, чтобы спокойно вынести наши покупки.

Боец отвернулся и опять в полутьме зашарил по ведрам. Хороший у него тут тайничок, в ведрах звякнуло что-то металлическое, по звуку похоже на пистолет. Неужели будет дурить пацан? Я поднял свой автомат и упер ствол в основание черепа, там, где он стыкуется с позвоночником, и нажал — есть там болевая точка. Если быстро и сильно туда ударить, то человек падает без сознания. Юрка мгновенно упер ствол своего автомата в позвоночник в районе почек.

— Сынок, не дури, — я опять сделал елейный голос, — или ты, ублюдок, решил помереть героем, тогда валяй.

Левой рукой я вытащил из ножен узкий трофейный стилет и приложил к его горлу, слегка нажал, холодная сталь у горла подействовала почему-то лучше автомата. Интересно, почему? Снова звякнуло металлическое, видимо, он бросил пистолет обратно в ведро. Убрав стилет от горла, я рывком развернул бойца к себе и опять упер автомат ему под подбородок. Боец поднял руки вверх, в левой руке он зажал чехол от спецаппаратуры. Я левой рукой пошарил у него за головой и наткнулся на пистолет. Вытащил его. Е-мое! Пистолет с глушителем — ПБС. [8] прибор для бесшумной и беспламенной стрельбы Здорово. Упер у какого-нибудь раненого разведчика или спецназовца. Я ударил рукояткой пистолета в переносицу бойца, туда, где нос соединяется со лбом. Тот беззвучно начал опускаться вниз. Мы опустили его на пол и, забрав сумки, погрузив в них пиво и сигареты, вышли.