Сергей Кремлёв - Если бы Гитлер не напал на СССР…

Несмотря на практически одинаковые названия, суть в двух документах была прямо противоположной: японцы настаивали на необходимости важных изменений, а янки — на сохранении выгодного для них статус-кво.

Развитие событий в Европе не сняло напряженности на Тихом океане. Японцы вели себя все более наступательно, а янки не могли им в этом помешать. Впрочем, 1 августа 1941 года американцы приняли на себя командование филиппинской армией и усилили поддержку Чан Кайши.

Не ладились мирные отношения у Японии и с англичанами. Через английскую Бирму по узкой, извивающейся, как огромный бесконечный дракон, горной дороге, проложенной по срезанным вершинам гор, из английской Индии шло снабжение опять-таки Чан Кайши. А фюрер же соблазнял японцев Сингапуром.

Японцы колебались. А ведь надо было учитывать ещё и фактор СССР.

И — новые отношения Гитлера и Сталина.

6 сентября 1941 года Коноэ пригласил к себе посла США Грю и заявил о своем намерении лично встретиться с Рузвельтом. Однако 2 октября Хэлл сообщил Номуре, что эта идея отклонена.

Японцы колебались, и очередной этап разброда и шатания в японском руководстве закончился 16 октября 41 — го года, когда кабинет Коноэ ушел в отставку. 18 октября был образован кабинета Тодзио, а 5 ноября императорская конференция Японии приняла решение начать в первых числах декабря военные действия против США, Англии и Голландской Индии.

Но пока затишье установилось не только в Европе, айв Юго-Восточной Азии.

До окончания 1941 года оставался месяц. И Сталин в Москве говорил собравшимся у него в кабинете Молотову, Жданову и Тевосяну:

— Ну, вот, товарищи! Год почти прожит, и прожит хорошо…

И это было так! Россия в мирный 1941 год очень прибавила по всем статьям! А богатый урожай позволил улучшить не только внутреннюю ситуацию, но и внешнюю. Очень прибавила в этот год и Красная Армия. Расчетная потребность РККА в танках была ранее определена в 16 600 новых боевых машин. К концу 41-го танковые заводы поставили в войска примерно треть этой цифры. К лету 42-го она должна была вырасти не менее чем до десяти тысяч. А на кульманах конструкторов танкового КБ Леонида Духова уже обрастал мощной броней танк «ИС» — «Иосиф Сталин». Ничего подобного никто в мире не имел даже в чертежах!

Общее количество новых самолетов в ВВС тоже стремительно росло, и военные лётчики массово их осваивали. Основу авиации уже сейчас составили дальний бомбардировщик ДБ-Зф, переименованный в Ил-4, советская «летающая крепость» Пе-8 и её младший бомбардировочный «брат» — Пе-2, штурмовик Ил-2, истребители Яковлева, Лавочкина, Сухого, Микояна и Гуревича…

В стране образовывались излишки вполне боеспособной, но морально устаревшей боевой техники. И теперь можно было использовать эти излишки в целях внешней политики — даже от старых русских танков и самолётов в мире не отказались бы многие…

Можно было укрепить — на всякий случай — и Дальний Восток. В новые сибирские и дальневосточные гарнизоны началась переброска танков и авиации. Во Владивосток по железной дороге поехало полсотни торпедных катеров и два десятка подводных лодок «Малютка».

Сталин лично принял японского посла Татэкава Иосицугу и успокоил его:

— Господин генерал-лейтенант, — обратился он к Иосицуге намеренно по званию, — вы человек военный и понимаете, что лучший способ обеспечить мир — быть готовым к войне… Мы заключили с Японией пакт, а после этого совершили такой решительный шаг, как вхождение России в Четвёрной союз. И воевать с вами, угрожать вам оружием мы не намерены и никогда не будем.

Иосицуга слушал с невозмутимым выражением лица, хотя вопросов у него было к Сталину немало. А тот, как бы угадывая их, говорил:

— У нас с вами есть много серьезных разногласий, но все их можно и нужно решить мирно. И мы решим их мирно, но что делать — пока что в мире уважают оружие. И мы хотим, чтобы нас уважали везде…

Иосицуга коснулся щеки — нервное напряжение требовало выхода, но промолчал.

— И ещё одно, господин генерал-лейтенант! На Тихом океане неспокойно… У вас возможен конфликт с Америкой, и не только с ней, но и с Англией. Сейчас трудно загадывать, но, — Сталин повысил голос, — возможно, что Советский Союз поможет Японии в решении её военных проблем. А для этого нам необходимо заранее иметь серьёзные резервы поближе к театру возможных военных действий… Не исключено, что мы передадим часть нашей дальневосточной техники вам, если в том возникнет необходимость. И я прошу вас передать это вашему правительству.

ДА, СТРАНА менялась — как и мир вокруг неё. В ноябре 41-го истекал срок действия «Антикоминтерновского» пакта. И 25 ноября представители Германии, Италии, Японии, Венгрии, Маньчжоу-Го и Испании подписали в Берлине совместный протокол о прекращении его действия.

Мир действительно менялся.

Мир менялся, и политика все более интересовала не только политиков и широкие массы, но даже кинозвезд. Знаменитая Мэри Пикфорд — легенда немого кино — уже давно была миллионершей и не столько снималась, сколько купалась в лучах непреходящей славы. Однако и она иногда не могла избежать злобы дня…

В мире Голливуда среди его особо преуспевающей, то есть продюсерской, части всегда было больше евреев, чем неевреев. Был евреем и продюсер Мэри — Сэмюэль Голдвин (Самуил Голдфиш), выходец из русской Варшавы. И чистокровная американка Мэри (её настоящее имя было Глэдис Луиз Смит) за глаза называла его Шейлоком. Этот шекспировский герой, как известно, требовал в уплату долга фунт живого человеческого мяса.

Однажды, забыв о том, что её знакомая, актриса Кармел Майерс, — дочь раввина, Мэри заявила:

— Гитлер не любит евреев. И правильно делает! Жадные евреи скупили по дешёвке собственность немцев после Первой мировой войны. Вот теперь пусть и расплачиваются…

— За что? — вспылила Кармел.

— А за жадность! Вот увидишь, если немцы опять проиграют и эту войну, то еврейский синклит по вторит свой заговор против них и опять сдерёт с них три шкуры… Так что я понимаю Гитлера.

— Я скажу тебе только одно, — обиженно поджала губы дочь раввина, — ты не должна забывать, что — евреи мы или неевреи — мы прежде всего — люди.

Мэри стало стыдно, и она сразу после съемок поехала в банк и выписала чек на постройку в Лос-Анджелесе дома для престарелых евреев-иммигрантов. Проявив удивительную для очаровательной американки политическую прозорливость в одном случае, в другом случае, в житейской жизни, она сама стала жертвой хитрых моральных манипуляций.