Виктор Илюхин - Путин. Правда, которую лучше не знать

Теперь документальные доказательства. Если выбросить из дела весь информационный мусор, в котором разъясняется, что делали следователи 14 лет, то там останутся доказательства, из которых следует, что поляки весной 1940 года прошли через суд особого совещания.

Поскольку особое совещание в тот момент до октября 1941 года не имело право приговаривать к расстрелу, это подтверждает, доказывает, что поляки не расстреливались, их приговаривали к трем-пяти годам лишения свободы. Армия Крайова уже начала проводить боевые действия. Опасные они стали. Раньше они шатались там по всем базарам в округе, их же до зимы пересчитать не могли, сколько их у нас тут сидит на котловом довольствии. И их осудили, сделали их заключенными и отправили на работы.

И как бельмо на глазу появляется в деле неизвестно откуда неизвестно кем найденный пакет № 1 с документами, в котором якобы и находится «вся правда», — поляков расстреляли русские. Уже говорил мой коллега, что представляют собой эти документы. Слезы душат и капают, понимаете, когда смотришь на документ, подписанный Сталиным в 1959 году Что, Сталин из гроба встал подписать этот документ? Или же письмо Шелепина. Это государственный чиновник с комсомольских лет, партийный государственный чиновник. У них же вырабатывается определенный стиль разговора. И, смотрите, у него в записке написано: «Для советских органов все эти дела не представляют ни оперативного интереса, ни исторической ценности». Но Советы — это собственное имя, законодательное — СССР. И это якобы употребляемое председателем КГБ Шелепиным выражение аналогично выражению: «для думских органов все эти дела не представляют никакого интереса». Ну какие такие думские органы? А для поляков это естественно — «Советы вторглись…». То есть они называли нас Советами, понимаете. Письмо Шелепина с таким польским густым акцентом, что вообще-то стыдно становится за наших историков, которые участвовали в фабрикации этих документов.

Что в итоге? Внук Сталина Джугашвили, вы знаете, недавно подал в Басманный суд, где мы с Сергеем Эмильевичем были представителями по Катынскому делу. Рассматривали, опровергали в рамках 152-й статьи ГК как не соответствующее действительности утверждение, что Сталин и Политбюро отдали приказ о расстреле поляков.

Резник был с той стороны, еще адвокаты. Мы указали судье 43 признака фальшивки, и судья скисла. Вывернулась же она следующим образом: сведения о том, что НКВД расстрелял поляков, — это не факты, а мнения журналистов, которые те имеют право высказывать.

Таким образом, на сегодня мы имеем: отказ Главной военной прокуратуры закончить дело тем, чем она должна его закончить, то есть обвинительным заключениям; отказ Конституционного суда, рассматривавшего все эти документы, признать вину КПСС в убийстве поляков; отказ Басманного суда, рассмотревшего упомянутые документы, признать факт того, что, цитирую, «около 22 тысяч жертв Катынского преступления казнили по решение Политбюро ЦК ВКП(б)». Это судебное опробование этого дела. Поэтому я считаю, что надо обращаться в суд, говорить: вот есть дело, 14 лет работали, давайте рассмотрим его, пусть Верховный Суд создаст специальное присутствие, человека три. Надо соблюсти права человека, то есть страсбургские положения, пригласить поляков в качестве представителей потерпевших, назначить защитников и рассмотреть это дело публично, его нечего бояться, там фальшивка. И более того. Если бы меня (я сам старый чиновник) заставили подписать обвинительное заключение, то я бы его переписал и написал, что расстреляли немцы, потому что так подставляться прокуратуре под уголовную статью — возбуждение уголовного дела против заведомо невиновных — нельзя. Я думаю, что они рискнут. То есть сам факт того, что Дума потребует передать дело в суд, уже приведет к возобновлению следствия.

Габовский С. И., полковник юстиции в отставке, в 1989–1997 гг. работник Главной военной прокуратуры:

С 1989-го по 1997 год я проходил действительную службу в Главной военной прокуратуре — Управлении по надзору за предварительным следствием в ГКБ СССР и вопросам реабилитации. Мне пришлось состоять в следственной группе, которая занималась так называемым «Катынским делом», очень короткий период — полтора года.

Группа состояла из пяти прокуроров, состав группы периодически менялся. В период моей служебной деятельности в состав группы входили прокуроры Лебедев-Горский, Третецкий, Яблоков и другие.

Действительно, дело о расстреле военнопленных офицеров Польши, а также работников «дефензивы», бывшей контрразведки, полицейских и других лиц, представляющих на тот период общественную опасность для Советской власти, расследовалось довольно долго, более 14 лет, что не вызывалось ни актуальностью, ни сложностью, а отвечало той конъюнктуре, которая на тот момент выдвигалась.

Дело действительно расследовалось необъективно, недобросовестно, необоснованно затягивалось. Кроме того, на расследовании дела сказывались политическая обстановка в стране, а также ряд иных событий.

Выступающие правильно обращали внимание на количество расстрелянных польских офицеров и других лиц. Ни у кого не вызывает сомнения факт расстрела, однако есть сомнения в количественном составе и основаниях расстрела.

Моя работа в следственной группе планировалась конкретно, а контроль за работой осуществлял руководитель группы. На первоначальном этапе расследование началось с установления списка расстрелянных военнослужащих. Установление списка велось несколькими путями: Генеральная прокуратура СССР, МИД СССР обратились к руководству Польши, которое по своим каналам представило нам тогда свои списки расстрелянных. Также принимались меры через КГБ СССР установить. количество расстрелянных и их списки.

Были запрошены во всех областных управлениях КГБ Украины, в том числе во всех западных областях — Волынской, Львовской, Ивано-Франковской, Тернопольской, Драгопольской, Луцкой, Станиславской — все уголовные дела за 1939–1940 годы. Поступили тысячи дел. Путем осмотра дел устанавливали граждан Польши. Все они были привлечены к уголовной ответственности, среди них были легионеры, полицейские, работники военной разведки и контрразведки. По всем делам были приговоры. Абсолютное большинство лиц по этим делам были расстреляны.

Проводилось много проверок для решения вопроса о реабилитации расстрелянных, но реабилитация не состоялась по разным причинам. Однако я хорошо помню, что когда я был выведен из группы и занимался другими сложными делами, то эти дела у меня запрашивали члены следственной группы «Катынского дела». Я обращал их внимание на то, что фигуранты дел представляли опасность для власти, то есть были врагами, за что и были расстреляны. Расстрел их был произведен в соответствии с решением судебных органов. Так мною были изучены дела на Шембек Яна Адамовича (ст. 58–4, 58–6 УК РСФСР) — бывшего начальника отдела польских граждан в Латвии; Перец Антона Станиславовича (ст. 58–6 УК РСФСР); Бонкевича Винцента Станиславовича (ст. 58–4, 58–6 УК РСФСР) — полковника разведотдела Польского Генштаба; Кальванас (Кравчунас) Юрия Юрьевича (ст. 58–6 УК РСФСР); Лозовского (Жимерского) Станислава Войцеховича (ст. 58–6 УК РСФСР); Макарчинского Януша Иеронимовича (ст. 58–4, 58–6 УК РСФСР) — полковника, начальника 2-го отдела Польского Генштаба и многих других.