Федор Волков - Тайное становится явным

«Манхэттенский проект» — так было зашифровано изобретение и производство атомной бомбы в США — пришел к своему драматическому завершению. На свет появились не беспомощные младенцы, а новое оружие еще невиданной разрушительной силы. Оно попало в руки политиков, яростно ненавидевших Советский Союз. Недаром незадолго перед испытанием Трумэн хвастал: «Если атомная бомба, как я полагаю, взорвется, у меня будет дубинка против этих русских парней».

Первый вывод, а он оказался неверным, который поспешили сделать президент Трумэн и премьер Черчилль в день получения сообщения о появлении атомной бомбы, — теперь не потребуется «помощь русских» в разгроме Японии [752] Ibid., p. 553. . Исход войны будет решен, полагали они, не с помощью вторжения армий США и Англии в Японию, как планировалось ранее, а атомными бомбардировками.

Американские и английские политики и военные договорились применить как можно скорее атомную бомбу против Японии на секретном совещании объединенного политического комитета по атомной энергии, состоявшемся в Пентагоне 4 июля 1945 г. [753] The Conference of Berlin (The Potsdam Conference). Wash., 1960, vol. 1, p. 941. (В дальнейшем — The Conference of Berlin…)

Кто же присутствовал на этом совещании? Председательствовал военный министр США Генри Стимсон; здесь были члены комитета но атомной энергии Ц. Хоу, Ванневер Буш, глава «Манхэттенского проекта» генерал-майор Лесли Гроувз.

Англию представляли фельдмаршал Генри Вильсон, посол в Вашингтоне лорд Галифакс, Джеймс Чадвик — главный советник английского правительства по проблемам атомной энергии и Джеффри Гаррисон — ответственный сотрудник Форин-офис.

На совещании обсуждалось, как сообщить главе Советского правительства о появлении атомного оружия и решении использовать его. Деятели Вашингтона и Лондона рассматривали скорое применение этого оружия как фактор давления на Советский Союз, стремились «поразить СССР колоссальной мощью Америки». Но они, разумеется, мотивировали этот варварский акт необходимостью сокращения сроков войны и «спасения жизней как друзей, так и врагов». Великое зло выдавалось за добро.

Атомная бомба положила начало «атомной дипломатии», атомного шантажа, ставших главным средством в арсенале «холодной войны», признаки которой обозначились уже к концу второй мировой войны.

23 июля 1945 г. из США были получены сведения, что первая атомная бомба будет готова для применения в начале августа [754] The Conference of Berlin…, vol. 2, p. 1373. .

В ходе войны западные союзники, как уже свидетельствовали приведенные ранее факты, неоднократно нарушали свои обязательства в отношении СССР по вопросу открытия второго фронта, подрывали единство действий многочисленными попытками сепаратных переговоров с гитлеровской Германией. К концу войны политика Англии и США в отношении Советского Союза становится все более противоречащей союзническим обязательствам и договорам, решениям Тегеранской и Крымской конференций. В Лондоне и Вашингтоне по мере приближения победы полагали: необходимость союза с Советской страной отпадает, поскольку главный враг — фашистская Германия, представлявшая смертельную угрозу Англии и США, повержена.

Двойная игра английских и американских политиков к концу мировой войны вырисовывалась все более рельефно. На словах восхищаясь «великолепными победами Красной Армии», решившей «участь германского милитаризма», называя себя «искренним другом России» [755] Переписка…, т. 1, с. 362, 367. , Черчилль и его единомышленник Трумэн, поселившийся в Белом доме после кончины Ф. Д. Рузвельта, в то же время считали, что не Германия, а Советская Россия становится главной угрозой Англии и США.

Некоторые английские газеты, явно с подачи «сверху», поднимали тему о том, что теперь нужна «борьба с Советским Союзом, какая велась с гитлеровской Германией» [756] The Daily Mirror, 1945, 1 May. .

Еще до окончания войны с фашистской Германией Черчилль разрабатывал детальный план стратегии и тактики в отношении Советской страны. В этом плане не было ничего необычного, неожиданного, если иметь в виду его заявление в начале нападения Германии на СССР о своей ненависти к коммунизму, его саботаж открытия второго фронта, «балканскую стратегию» и другие планы. Общая военно-стратегическая и политическая платформа Черчилля, поддержанная Трумэном, была сформулирована им в конце войны следующим образом:

«Во-первых, Советская Россия стала смертельной угрозой для свободного мира;

во-вторых, надо немедленно создать новый фронт против ее стремительного продвижения;

в-третьих, этот фронт в Европе должен уходить как можно дальше на Восток;

в-четвертых, главная и подлинная цель англо-американских армий — Берлин;

в-пятых, освобождение Чехословакии и вступление американских войск в Прагу имеет важнейшее значение;

в-шестых, Вена, и по существу вся Австрия, должна управляться западными державами, по крайней мере на равной основе с русскими Советами.

…Наконец — и это главное — урегулирование между Западом и Востоком по всем основным вопросам, касающимся Европы, должно быть достигнуто до того, как армии демократии уйдут или западные союзники уступят какую-либо часть германской территории, которую они завоевали» [757] Churchill W. Op. cit., vol. 6, p. 400. .

Нужно было быть Черчиллем, чтобы так заявлять о своем союзнике по общей борьбе, стране, спасшей английский народ от гитлеровского нашествия, когда, по словам британского премьера, «наша жизнь и само наше существование висели на волоске».

«Этот удручающий текст, — писал Дзелепи, — знаменовал новое направление, которое Черчилль очень хотел придать войне. Герой „санитарного кордона“ вновь оказался на переднем крае антикоммунизма» [758] Дзелепи Э. Секрет Черчилля. М., 1975, с. 46. .

Черчилль, Трумэн и их единомышленники открыто ратовали за переход от политики сотрудничества к политике силы, диктата, «постоянного давления на русских» [759] Churchill W. Op. cit., vol. 6, p. 422. , политике, принесшей столько горького разочарования народам, надеявшимся на то, что победа над нацизмом принесет им мирную и благополучную жизнь.

Вопреки решениям Крымской конференции о сроках, размерах и координации мощных ударов по Германии Черчиллем и английским командованием вновь неоднократно выдвигалась идея занятия Берлина и других важнейших стратегических районов в Центральной Германии до того, как туда войдет Красная Армия. Хотя на конференции в Крыму были установлены границы будущих зон оккупации Германии, Черчилль в письме Эйзенхауэру от 31 марта 1945 г. предлагал англо-американским войскам нарушить это соглашение, «перейти Эльбу и продвинуться как можно дальше на восток»: на Берлин или на линию Лейпциг — Дрезден, с тем чтобы использовать это продвижение для политического торга с СССР [760] См.: Ингерсолл Р. Цит. соч., с. 427. .