Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6330 ( № 26 2011)

Наполеон и предположить не мог, что разбитые по его приказу сады через несколько десятилетий станут арт-туристической меккой и подиумом для показа нового платья голого короля. Я каждый раз восторгаюсь наглядными пособиями по развитию человеческого воображения и инструкциями по превращению самых разных предметов в дорогостоящие арт-объекты.

Естественно, что вокруг несения в массы самого концептуального, идейного и актуального поднимаются клубы пыли неасфальтированных садовых дорожек и много шума практически из ничего. В этом году шума с избытком издавал огромный перевёрнутый американский танк б/у, устрашающе вращая вхолостую гусеницами. А где-то на самом верху этого монстра пристроилась спортивная беговая дорожка с живым человеком. В момент смены бегуна шум прекращался. Происходящее напоминало еврейский анекдот про несчастного бедного Мойшу, который жил с кучей детишек и больной тёщей в одной маленькой комнатке и которому ребе посоветовал взять в дом ещё и козу. Когда через две недели ребе разрешил измученному еврею избавиться от козы, жизнь Мойше показалась прекрасной. Так и мне в редкие моменты танкового затишья начинало казаться, что всё здесь очень даже и molto interessante, по крайней мере этими нейтральными словами нельзя обидеть ни одну даже самую ранимую душу художника.

Позволю себе вернуться ещё раз к еврейской теме. Как оказалось, она сильно взволновала павильон Польши, который выложил в своих недрах внушительную стопку плакатов – «Манифест о возрождении польского еврейства», подкрепив его короткометражным фильмом в трёх частях, каждая из которых демонстрировалась в отдельном зале. Всё это смахивало на провокацию, ибо трудно представить лицо еврейской национальности, которое могло бы поддержать эту идею, после того как его предки и родственники преследовались и планомерно уничтожались на территории Польши при разных режимах. Наконец к 1967 году еврейский вопрос был решён окончательно: ПНР принудительно выслала всех оставшихся евреев в другие страны.

Кто знает, может быть, кто-нибудь из детей тех вынужденных переселенцев стал художником-концептуалистом и теперь выставился в израильском павильоне, куда стояла длиннющая очередь. Народ шутил, глядя на неё: «У них при входе работают люди из службы безопасности аэропорта в Тель-Авиве. Всех обыскивают и опрашивают с пристрастием». «Своих» приехал поддержать сам Шимон Перес и тут же создал массу неудобств: полицейские на водных скутерах перекрыли Большой канал, а вооружённые автоматами карабинеры в чёрном бросали на всех посетителей Биеннале подозрительные взгляды.

В этом биеннальном году чернушности поубавилось. В бассейне не болтался излишне правдоподобный труп скандинавского коллекционера, символизируя то ли конец традиционного и победу актуального в искусстве, то ли прямо наоборот.

Невероятно позитивно выглядели три огромных абсолютно реальных полотна Тинторетто, блестяще иллюстрируя Illuminazioni – главную идею организаторов выставки. В них был не просто свет – они сияли, излучая мощную энергию истинного таланта и мастерства. Рядом с работами великого венецианца мультимедийные ухищрения казались нелепыми шутками. Мудрый старец прятал усмешку в бороду: «Концепция концепцией, но есть и ещё кое-что в нашей жизни». Австрийцы испугались Тинторетто и заткнули рты старым портретам, надев на них разнообразные намордники: «Молчи, старое искусство, молчи!»

Греки накануне возможного дефолта решили сделать Венеции реверанс, а может быть, напомнить, что когда-то остров Кипр принадлежал Светлейшей Республике. В своём павильоне налили воды и, как на площади Сан-Марко в сезон дождей, положили деревянные мостки.

Сама Венеция также использовала водную тематику, расположив в воде под углом длинный ряд чёрных лодочных носов с экранами струящейся воды внутри стилизованных гондол.

О прекрасных венецианских зеркалах напомнил южнокорейский павильон, безжалостно, громоподобно и максимально приближенно к реальности разбивая их разными способами на огромных экранах мониторов.

Через несколько часов безудержного поглощения актуалки вдруг начинаешь понимать, что голодное брюхо к прекрасному глухо. И тут начинается вторая, а для кого-то, может быть, и самая главная биеннальная жизнь. С кем вы, мастера культуры и гости Венеции, питаетесь, общаетесь и тусуетесь? Если подсуетиться и запастись всеми приглашениями на Biennale превью, то на их ежедневное использование не хватит суток, разбухших до 48 часов. Каждый павильон, каждая страна, каждое выставочное пространство и каждый, кто хочет занять место на коллекционно-аукционном Олимпе, устраивает свой праздник, приём, фуршет, обед, дринк, вечеринку, вечерок и т.д. На Биеннале принцип Евгения Онегина: «Там будет бал, там детский праздник. / Куда ж поскачет мой проказник? / С кого начнёт он? Всё равно: / Везде поспеть немудрено» – не срабатывает.

Сколько бы мероприятий ты ни посетил, но если ты не засветился на нескольких самых-самых, то, как ни пыжься, ты не в обойме людей при сегодняшнем арте. О великая Ярмарка Тщеславия! Как ты хороша и соблазнительна! Сколько работы для критиков, журналистов, фотографов! Какое раздолье для светских хроникёров! Ведь нам, простым читателям и зрителям, завсегда интересно, кто с кем и кто в чём. А на биеннальное превью собираются разные звёзды разной величины, и политики, и министры всяческих культур, и миллиардеры с миллионерами, и галеристы с аукционистами всех мастей и рангов, и тысячи молодых людей, особенно девушек в поиске, с визитной карточкой консультанта по искусству – от Cristie’s по большей части. Когда смотришь на эту молодёжь, начинает казаться, что под личиной аукционного дома, от имени которого они выступали, скрывается мощная разведывательная организация, опутавшая своими арт-щупальцами весь земной шар.

Не скрою: Cristie’s добрался и до меня. Я откликнулась на его приглашение и с удовольствием подкрепилась на кораблике Il Doge, припаркованном в трёх минутах ходьбы от главного входа в Giardini. Покачиваясь вместе с корабликом, мы делились впечатлениями об увиденном, запивали их не слишком дорогим вином и чувствовали себя приобщёнными к актуальному искусству. Возможно, приобщённость была бы ещё ощутимее, если бы еду подавали на яхте Абрамовича, куда хотели бы попасть все или почти все приехавшие на Биеннале. Узнав, что я из Москвы, меня спрашивали, знакома ли я с самым популярным на Западе русским олигархом, где стоит его яхта и на ком он теперь женат. Я отвечала примерно так: он – национальное достояние, его знают все, особенно на Чукотке. Кстати, говорят, он подал иск о возвращении Аляски России, а по слухам, здесь, в Венеции, он обсуждает с местными властями покупку дворца для филиала «Гаража» – галереи его подруги. Ведь не только господину Пино выставлять в старинном палаццо разрезанную на части корову в формалине или ставить на стрелку у старой Таможни гипсовую фигуру типа голая беременная пионерка не то с дохлой чайкой в руке, не то с селёдкой (вид издалека). Иностранцы поражались грандиозности планов Абрамовича, я же не могла простить начальнику Чукотки бессонную ночь. Именно под моим гостиничным окном до четырёх утра громыхала «гаражная» вечеринка, на которую рвалась вся биеннальная молодёжь. Интересно, что бы я писала, если бы меня на неё позвали?