Газета Завтра Газета - Газета Завтра 345 (28 2000)

Соседка опять раскалилась, раскричалась. А увидев на его лице улыбку, взвизгнула, затопала ногами и стала крыть матом.

Он улыбался, обреченно прижмурившись, сознавая в себе твердое желание убить. Представлял, как он сейчас подойдет к ней, сожмет ей горло и задушит. Вариант был слишком хлопотливый. Много будет возни, криков, борьбы.

Улыбка сошла с его лица. Под словесный трезвон соседки он задумался о странном спокойствии в себе, об отсутствии страха перед мыслью об убийстве. Было в этом даже что-то радостное, острота жизни почувствовалась, казалось, навсегда утерянная. Появился интерес к окружающему миру.

Молчание его сначала раздражало ее, потом озадачило и насторожило.

— Больше я с тобой, с г..., не буду связываться. Больше ты у меня лучше ничего не проси. Не подходи ко мне. Я тебя в упор не вижу!

Она отцепилась от косяка и с силой захлопнула дверь.

Он мигом просветлел и расслабился, будто провел приятную беседу — кажется, ничуть не напрягли его выкрики тети Тани. Снова он приступил к исполнению своего давнего и единственного желания — полежать в прохладе на мягком и послушать музыку. Лег, включил плейер, закрыл глаза. Мозг успокоился от ритмических ударов надсадного пения и аккомпанемента одной из множества рок-групп. Интересно стало опять вернуться к только что порадовавшей его мысли об убийстве тетки. Фантазировал он с удовольствием, со всей силой еще не до конца растраченной молодости. В череде его многолетнего безделья или дел скучных это казалось выдающимся, освещало всю его жизнь каким-то подобием поступка, задуманного и исполненного им самим.

А скучной была вся его жизнь. Тихое, скромное детство возле матери-одиночки с ее частыми слезами и пеняниями на незадавшуюся женскую судьбу. Унылые школьные времена — бессмысленные, закончившиеся в самый разгар разложения страны, войн и мора. Какое-то пэтэу, где он тоже бездельничал, но посещал занятия, за что и получил корочки. Месяц работал "по специальности". Но кому нужен был такой вялый, унылый, сонный ученик автослесаря?.. Тогда он уже вино пил сознательно и уже напивался до умопомрачения и не считал, что это плохо, ничуть не страдал от потери человеческого образа, да и самого этого образа он не представлял. Не маячило перед ним никакого красивого силуэта, ничего не светило в потемках души.

Выпить и забалдеть — было приятно, вот тогда некие образы начинали всплывать в сознании довольно интенсивно. Тогда жить становилось интересно. А жить, в смысле — рыскать с утра до вечера в поисках работы, думать о чем-то целенаправленно, проникать в какие-то сферы бытия, тем более пробивать их лбом — он не только не пытался, но и знать не знал, что так надо.

Высшим достижением его личных волевых усилий было сидение в ларьке: месяц он торговал мелочевкой на Литейном, потом, забрав выручку, сбежал. Его искали, грозились убить. Со страху он резал себе вены — ударил несколько раз в теплой ванне ножом в запястье. Боялся мести, избиений, как ему казалось, неминуемой смерти, и лучше сам с собой решил покончить — деликатнее, и главное без боли... Матери удалось тогда пристроить его в психбольницу, где его заодно очистили и от алкоголя, написав в заключении: "Эффект лечения — положительный". Было ему тогда семнадцать лет.

ПОХОЖЕ, ОН УСТАЛ ОТ ЖИЗНИеще в утробе матери. И даже раньше. В момент безрадостного зачатия, похожего на убийство. Само его лежание на диване (а он любил и умел лежать подолгу, ничего не делая, подремывая) уже было не от мира сего.

Когда в плейере сели батарейки, поплыл звук, он без досады выключил и стал лежать просто так.

Опять скользнул сквознячок по его лицу — толкнули дверь в его комнату, и он опять не затруднил себя открыванием глаз. Потянуло запахом нафталина и валерьяны — значит на этот раз пожаловала старшая Желоховцева — Полина Феодосьевна. На этот раз сердце жильца не сжалось под напором агрессивности, но и не расслабилось ответно на доброту старой женщины.

— Не спишь, Валечка? — спросила она.

Он открыл глаза. Слегка крутнул головой и засунул ладони под затылок, чтобы лучше видеть старушку вдали.

— Мне сегодня, Валечка, звонил племянник. У него есть работа на мойке машин. Ты бы, Валечка, съездил к нему. Вот я тебе на бумажке адрес написала. И на метро возьми вот четыре рубля. Съезди, мальчик. Может, тебе понравится. Он человек хороший, я просила его отнестись к тебе повнимательнее.

— Хорошо, Полина Феодосьевна, я съезжу, — сказал он, а подумал с такой же досадой, как при виде тети Тани: "Заколебала!"

— Ты прямо сейчас поезжай, Валечка. Он тебя ждет. Глядишь, и наладится у тебя жизнь.

Женщине было восемьдесят три года. Когда-то она была известным хирургом. Теперь бедствовала, как все, доживала с дочерью и пыталась "помочь несчастному мальчику".

С виду бодрым, просветленным он вскочил со своей лежанки, будто вдохновленный открывшейся перспективой и благодарный соседке — он легко притворялся ласковым и обходительным, мог даже обаять при первом знакомстве. А внутри у него звучало теперь только одно: "Заколебали!" Он взял записку, взял четыре рубля, уже решив, что сейчас на эти деньги, прибавленные к своим, сыграет на автомате. И вышел в городское пекло. Подолом просторной майки он обмахивал лицо, а войдя в павильончик игрового зала, утер им пот с лица.

Он встал перед автоматом. Обе его руки сжали резиновые рычаги, а глаза устремились в экран, на котором руки невидимого виртуального партнера стасовали колоды и выкинули четыре первые карты. Он делал ставки и давил на рычаги. С третьего раза ему повезло выиграть восемь рублей. Некоторое время он размышлял: или пива купить, или еще рискнуть.

В городе было необыкновенно жарко. Липы в аллеях просвечивали насквозь, листья ссохлись, пожухли, хотя еще и не пожелтели. Хотелось пить. Холодного. Пенистого. Хмельного. Две кружки. Одну — махом до дна. Другую долго цедить под сигаретку. Азарт и жажда боролись в нем. Игра с компьютером так же одуряла, как алкоголь. Если он и верил во что-то, так это в везение, в неожиданное обогащение. Вот вдруг у него появляется много денег! — было его любимой мечтой. Он играл запойно, идейно, как молился. Выигрывал редко и мало. Но как истинный верующий не разочаровывается в вере, в постулате, если даже в повседневности чудо свершается не столь грандиозное, так и он верил в дурные деньги — сворованные и выигранные. И он готов был попоститься — отказаться от пива. Снова заступил к автомату. Поставил на кон все, что имел. Толкнул рычаг. Волосатые руки компьютерного, рисованного крупье выкинули четыре карты. Пошла игра. Мелькали перстни сдающего карты, выскакивали на экране цифры ставок. Бренчали жетоны в автомате. Потные ладони он вытирал об укороченные штанины и опять хватался за рычаги, будто участвовал в настоящем смертельном воздушном бое — так был захвачен хитроумной игрушкой.