Сборник - День Гагарина

Прямо из училища вместе с друзьями я поехал на квартиру Горячевых. Там для нас, новобрачных, приготовили отдельную комнату. Валя встретила меня в белом свадебном платье. А я, сняв шинель, явился перед ней во всей своей офицерской красе. Таким она меня еще не видела. Впервые мы расцеловались на людях, при родителях. Я стал ее мужем, она — моей женой. Мы были счастливы.

Итак, я стал офицером, летчиком-истребителем. И у меня была любящая жена и впервые за всю жизнь собственная комната. Училище я окончил по первому разряду, и мне было предоставлено право выбора места дальнейшей, службы. Можно было уехать на юг, предлагали Украину, хорошие, благоустроенные авиационные гарнизоны. Но командование училища не отпускало меня, оставляя на должности летчика-инструктора.

— Ну куда ты поедешь, — говорили мне в штабе училища, — Оренбург — город хороший. У тебя тут семья, квартира, жена учится… Зачем ломать жизнь?

Но я еще раньше решил — ехать туда, где всего труднее. К этому обязывала молодость, пример всей нашей комсомолии.

Чувства, которые обуревали меня, не давали покоя и друзьям — Валентину Злобину, Юрию Дергунову, Коле Репину. Все мы попросились на Север.

— Почему на Север? — спрашивала Валя, еще не совсем поняв моих устремлений.

— Потому что там всегда трудно, — отвечал я.

Но это было легко сказать. Надо было еще и объяснить. Ведь спрашивал-то не свой брат летчик, а хрупкая молодая женщина, проведшая всю свою жизнь в благоустроенном городе, в обеспеченной семье. Я понимал ее: ехать со мной — значит бросить учебу, родных, расстаться с привычным укладом жизни. Ведь Валя никогда из Оренбурга не выезжала, и ее не могло не, пугать то совсем неведомое и неизвестное, что ожидало нас на Севере. Узнав, что я собираюсь туда не один, она даже как-то спросила:

— Что же, тебе товарищи дороже, чем я?

Что можно было ответить на этот вопрос? Я ее расцеловал, и мы решили, что на первых порах поеду один, обо всем ей напишу, и, когда она закончит медицинское училище, немедленно приедет ко мне. Это Валю даже обрадовало, она поняла, что со своей новой специальностью будет нужнее на Севере, чем в Оренбурге.

До прибытия к новому месту службы оставалось время, и мы с Валей отправились в Гжатск к моим старикам. Встретили нас приветливо. Невестка понравилась.

Валя не могла долго оставаться в Гжатске: ей надо было спешить в училище на занятия. Вместе мы доехали до Москвы, я показал жене достопримечательности столицы и с грустью проводил на Казанский вокзал. Кажется, она всплакнула, да и мне было невесело. Но что поделаешь — служба! Поезд отошел от перрона, а я долго глядел вслед рубиновым огонькам последнего вагона…

На другой день уехал из Москвы и я. Вместе со мной в купе были Валентин Злобин и Юрий Дергунов. Всю дорогу мы играли в шахматы или, стоя у окна, любовались картинами осыпанных инеем карельских лесов. Мы пересекали край островерхих елей. Позади остался Полярный круг, и с каждым часом природа становилась все суровее, все необычнее. За окнами вагона трещал мороз, клубились туманы, стрелки часов показывали полдень, а нас окружала призрачная голубоватая ночь.

— Куда мы заехали? — недоуменно восклицал Дергунов.

— В гости к белым медведям, — отшучивался Злобин. Шутить-то мы шутили, но знали: предстоят нешуточные дела. Нет-нет да и даст себя знать сомнение: справимся ли? Ночью-то никто из нас еще не летал, а тут сколько ни едем — все ночь да ночь…

И все же нетерпение одолевало нас. До чего же поезд тащился медленно по сравнению с самолетом!

Но всему приходит конец, и мы добрались до штаба. Получили направление и поехали к месту службы в дальний гарнизон. Дорогу заносило снегом, окна автобуса покрывались морозным узором. Было дьявольски холодно, и мы от избытка новых впечатлений и усталости клевали носами.

К месту назначения добрались далеко за полночь, но в гарнизонной гостинице нас ждали. Там уже были оренбуржцы Веня Киселев, Коля Репин, Алеша Ильин и Ваня Доронин. Они нас схватили в объятия, и сон как рукой сняло. Разговорам не было конца. Говорили сразу все и обо всем. Из этого многоголосого гомона я выделил одну важную подробность: командир полка — заслуженный летчик, строгий и справедливый начальник.

Утром, после завтрака, явились к командиру. Первое впечатление совпадало с тем, что мы уже слышали от товарищей. Подполковник напомнил о традициях подразделения и пожелал нам быть достойными наследниками боевой славы его ветеранов. За последние годы подразделение выдвинулось в число лучших. Его летчики летали без происшествий и завоевали немало призов и почетных грамот за успехи, достигнутые в воздухе и на земле.

Непосредственным моим начальником оказался командир звена Леонид Данилович Васильев — старший лейтенант. Он считал себя старожилом Севера. Не раз во время полетов с честью выходил из ловушек, которые то и дело подстраивает капризная, изменчивая северная природа с ее внезапными снежными зарядами, густыми туманами и непрерывным ветром, задувающим с Ледовитого океана. После первых бесед с ним мы поняли: здесь, на Севере, мало одного умения летать, надо уметь управлять самолетом в непогоду, да еще ночью.

Свирепствовал лютый январь. Непроглядная ночная темень придавила землю, засыпанную глубоким снегом. Но над взлетно-посадочной полосой не утихал турбинный гул. Летали те, кто был постарше. Так как у нас не было опыта полетов в ночных условиях, мы занимались теорией и нетерпеливо ожидали первых проблесков солнца, наступления весны. Жили дружной, спаянной семьей, наверное, так же живут и моряки, сплоченные суровыми условиями корабельного быта. Мы знали друг о друге все, никто ничего не таил от товарищей. Если приходило письмо, его читали вслух, как, по рассказам фронтовиков, это бывало на войне.

Мы вошли в новый, интересный мир строевой службы, радовались успехам товарищей и сообща переживали все, что делалось у нас. Опытные, старослужащие летчики летали в любое ненастье. Звенья отправлялись на перехваты воздушных целей, в зоны, ходили по дальним маршрутам, вели учебные воздушные бои, тренировались в стрельбах. Одним из лучших перехватчиков в эскадрилье был командир нашего звена. Он летал в любую погоду. Однажды, когда я нес дежурство по аэродрому, а Васильев находился в воздухе, внезапно все заволокло густым туманом. Окружавшие аэродром сопки, поросшие соснами, погрузились в непроглядную мглу. Положение создалось критическое. Посадить самолет казалось невозможным. И все же командир звена и его ведомый, пробив толщину тумана, точно вышли на посадочный курс и опустились на посадочную полосу. У всех отлегло от сердца. Своим полетом Васильев преподал нам, молодым летчикам, наглядный урок умения не теряться ни при каких обстоятельствах. А к командиру звена мы стали относиться с еще большим уважением.