Юлиан Семенов - Неизвестный Юлиан Семенов. Умру я ненадолго...

Штанишки для гимнастики тебе вышлю в следующий раз, — т. е. дней через десять.

О делах сообщу тебе подробно в письме, которое отправлю во вторник, а сейчас бегу на почту. Крепко целую тебя, дорогой, желаю всего хорошего.

Твой Юлька.

27 октября 1952 года

Мой милый и дорогой папулек!

Как ты поживаешь, как недуги свои лечишь, как скоро пришлешь мне письмо, в котором известишь, что такого-то числа стал на ноги и, с помощью или без помощи санитара или костыля или, что лучше всего, просто с палочкой, прошелся по двору. Сделал 15 шагов. Это было бы, несомненно, нашей с тобой первой радостью со времени 29.4.52 г. А как известно, первые радости — это звенья одной цепи радостей.

Папулька, очки я тебе, к сожалению, послать не смог, ибо окуляры твои еще в стадии приготовления. Как только они будут приготовлены, в самый что ни на есть в тот миг, они буде водворены в вату, а затем в коробочки — ибо я делаю две пары — и посланы тебе.

У меня все по-старому. Сейчас много и интересно занимаюсь — очень интересные материалы есть, вернее появились, по Афганистану. Думаем вместе с Лешей написать что-нибудь интересное в сопоставлении: жизнь несчастной женщины афганской и полная творчеством жизнь женщин Таджикистана. Очень интересно и наглядно должно получиться. Трудно, правда, со статьями по философии, — мы их тоже думаем опубликовать, авторов мало — бегаем за ними, а застать их очень трудно. Но так или иначе мы этих авторов — очень уважаемые между прочим и хорошие люди, — застанем, и они нашей редакции помогут…

Сейчас уже час ночи, тихо кругом, — очень люблю заниматься и писать тебе письма по ночам. Чего тебе еще о новостях сообщить? Вроде ничего. Да, ближе к делу — давай-ка, папулька, испросив разрешения у начальства больницы, — начинать писать, хотя бы по одной страничке в день. Напиши мне, о чем ты хочешь писать, — в каком стиле — очерк, повесть, рассказ?

Я со своей стороны подберу много хороших материалов и здесь и в Москве, по разработанному совместно плану буду помогать тебе. Начни писать хотя бы по часу в день (только после того, как пришлю очки). Это здорово смобилизует тебя, здорово подхлестнет нервы, — вернее не подхлестнет, но завяжет в узел.

Устал сегодня за день, как собака, сейчас завалюсь дрыхнуть эдак до 9 часов. А завтра снова день, полный труда и забот.

Ну, дорогой, крепко-крепко, нежно-нежно, мужественно-мужественно тебя целую.

Всегда твой Юлька.

P.S. Да, ко дню рождения бабушка и Броня дали мне 150 рублей — 50 я потратил на книги, 30 — на починку порток, а остальные использовал на посылочку тебе. Мне это доставляет огромное наслаждение. Ребята притащили вина, явств. В общем, друзья у меня золотые. Крепко целую. Юлька.

30 октября 1952 года

Мой славный сынок!

Получил бандероль. Характеристика здесь приобщена к делу… Я вспоминаю Памир: едет киргиз или таджик на верблюде и поет обо всем, что видит перед глазами. Прошу тебя — пиши мне, уподобляясь этому чудесному методу, — более подробно, обо всем, что видишь, и обо всем, что тебя радует и тревожит.

Вчера получил твою записку к посылке и жду обещанного письма. Как здоровье? Как собираешься праздновать Великий праздник? Я стараюсь начать ходить — это мое соц. обязательство к празднику. Как там Гулаг? Быть может нам повезет на свидание?! Назло и наперекор стихиям!!

Ну, кровинка моя, прекращаю писать и начинаю грустить. Обнимаю тебя, мой хороший, целую и крепко жму руку. Всем сердцем и всеми мыслями с тобой.

18 ноября 1952 года

Гр. Ляндресу Ю. С.

Сообщаю, что Ляндресу С. А. была оказана необходимая медицинская помощь.

Зам. начальника отдела

(Подпись)

3 ноября 1952 года (из тюремной больницы).

Мой дорогой, славный сынуля!

Вместо приветственной телеграммы посылаю открытку с бесталанными стихами собственного корпания:

Как видишь, дорогой мой сынок, поэт из меня не получился, но победу сегодня одержал — стал на ноги, держась за санитара, и выстоял несколько минут, но шагнуть еще не сумел… Ничего, наладится!

По утрам наслаждаюсь маслом с луком и хлебом. Ничего прекрасней такого блюда я в жизни не едал. Расцелуй того, кто жарил. По вечерам ужинаю чаем и мажу сгущенное молоко на хлеб… Пища для богов, и аппетит отменный. Запиши меня в боксеры — не подведу. Бодростью подминаю грусть — наношу ей удары под дых, а сам живу стремлением ходить и увидеть тебя страшно умным, мощным и известным, а все остальное приложится. Тянусь к тебе из моей богадельни (хм-хм) руками и губами, чтобы с остервенением тебя прижать к себе и расцеловать с нежностью необычайной.

Твой папа Сеня.

29 ноября 1952 года

Дорогие мои славные любимые!

Кто сказал, что (вычеркнуто тюремной цензурой) человек не знает радости?! Это ложь! У меня вот сразу 3 радостных события!

1. Вчера после 5-месячной лежки с могучей палкой в левой руке и поддерживаемый под локоть товарищем из камеры я бодро гулял по дворику и отдыхал на лавочке. У меня нет слов, чтобы выразить свой восторг. От воздуха у меня кружилась голова, а от счастья градом катились слезы. Как видите, дорогие мои, поддерживаемый Вами духовно, я не растерял своего мужества и нашел в себе силы положить на обе лопатки свой проклятый недуг! Погодите! Я еще, чего доброго, сыграю в футбол за какую-нибудь внекатегорийную футбольную команду. Боюсь, что Юлаша на радостях выставит маму и бабушку на хорошую бутылку вина! Ну что ж, я не прочь! Выпей за здоровье (вычеркнуто тюремной цензурой) и врачей, которые помогли мне. Это радость № 1.

Радость № 2. Начальник тюрьмы разрешил написать внеочередное в этом году письмо.

Радость № 3. 27.11 вечером мне вручили Ваше письмо. Оно было очень кстати, т. к. начал шибко нервничать. Спасибо Вам, Галя, Юлианка, Бабуля, за большое и хорошее письмо…

Я все надеюсь, что меня переведут (вычеркнуто тюремной цензурой), где я буду много и хорошо работать и сумею не только освободить Вас от денежной помощи мне, но и помогать Вам, т. к. в лагерях прекрасно поставлено дело и за труд не только кормят, одевают, но и платят. Я уже подготовил заявление члену Президиума К. Б. Советского Союза, в котором написал, как я строил паровозы, цеха в Луганске, Брянске, типографию в Сталинграде и других городах, жилые дома в Москве, а также указал, что напечатал в газете и журналах около 50-и статей… Работа мне нужна для того, чтобы не акцентировать своего внимания на остатках болезни и, главным образом, делом показать, что я был и есть верный сын своей Родины…