Юлиан Семенов - Неизвестный Юлиан Семенов. Умру я ненадолго...

В этой связи, хотя мне это крайне неудобно говорить, но:

1. Газета «Труд» первой опубликовала главы из моего романа, которые по прошествии пяти месяцев почти без изменения вошли в документальную повесть тт. Кудрявцева и Понизовского.

2. Кто и когда утверждал, что архивные материалы являются материалами только к документальной литературе? Роман «Майор Вихрь» — не документальный роман, и относиться к нему, как к подбору фактов, имевших место, — несерьезно просто-напросто.

3. Тов. Кудрявцев сказал мне, что если бы не было повести «Город не должен умереть», то не было бы и никаких претензий к моему роману. Это уже попросту странное утверждение человека, знавшего, над чем я работаю и какими материалами в его архиве я пользуюсь.

С глубоким пониманием я отнесся к недавним выступлениям товарищей Гречко и Епишева на встрече с писателями. Военно-патриотическая тема в литературе — важнейшая тема в литературе, и я в меру моих способностей работал в этой области. («При исполнении служебных обязанностей», «Петровка, 38», «Пароль не нужен».)

Неужели из-за того, что в данном случае столкнулись интересы, далекие от принципиальных, стоит таким образом затруднять работу писателя в той теме, которая ему дорога?

Мой роман уже второй месяц лежит на рецензировании в ГРУ. Убедительно прошу помочь убыстрению этого рецензирования на принципиальной основе.

С уважением

Юлиан Семенов.

30 июня 1966 года

Начальнику Главного Управления Генштаба Министерства Обороны СССР

вице-адмиралу Л. Бекреневу.

Уважаемый товарищ Бекренев!

Руководство журнала «Смена» ознакомило меня с Вашим заключением по роману «Майор Вихрь».

После беседы с тов. Чистяковым И. М. я исключил все упоминания о Кракове, взяв вымышленный польский город Старгард.

Соответственные изменения внесены мною в текст романа.

Все замечания, указанные в Вашем письме в журнал, мною приняты и в текст внесены поправки. Я имею в виду замечания конкретного плана, относящиеся к стр. 179, 209, 210, 248, 272–279, а также все, относящееся к употреблению в тексте соответствующих терминов специфического характера.

В связи с тем, что, таким образом, события в романе происходят теперь в вымышленном городе, прошу разрешить опубликование «Майора Вихря» на страницах журнала «Смена» [88] В конечном итоге роман появился без изменений, которые изначально требовали власти. Возможно, они сами поняли абсурдность создавшейся ситуации. Через три года, при появлении романа «Семнадцать мгновений весны», Юлиан Семенов вновь столкнется с «советчиками». На этот раз они попросят ввести в текст произведения «Центр», в романе отсутствовавший, дескать «не мог Штирлиц столь умно действовать сам, без мудрых советов сверху». .

С уважением.

1967 год

Отклик на статью в одной из свердловских газет

Уважаемый товарищ!

Я недавно вернулся с Северного полюса и среди многих газетных вырезок с рецензиями заметил статью критикессы Н. Зеновой, опубликованную 17.04. в вашей газете. Статья называется «А был ли слон?», и посвящена она разбору кинокартины «Не самый удачный день», снятый по мотивам моей повести «Дунечка и Никита».

Критика, бесспорно, вещь архиполезная. Но критика т. Зеновой, по-моему, является образчиком того, какой критика не должна быть.

Я готов с благодарностью выслушать любую критику, но я не намерен читать фальсифицированные, бездоказательные статейки. Н. Зенова заставляет моих героев — и Степанова и Надю говорить то, чего они не говорили и говорить не могли: («я хочу ездить на охоту, а она не дает», или «пойдем вперед» или «пойдем назад»). Критик фальсифицирует текст, пишет его за меня, а после на него обрушивается. Пусть унтер-офицерская вдова и сечет, при чем здесь текст из фильма «Не самый удачный день»?

И потом: неужели т. Зеновой не совестно становиться в позу непререкаемого судьи? Неужели такой развязный тон может считаться неким критерием критического разбора? Либо критика должна объективно помогать творческому процессу — с одной стороны и зрительскому восприятию — с другой, либо надо ввести на вооружение критики дубины и на этом поставить точку.

Еще раз выражая свое несогласие с опусом т. Зеновой, я хочу сказать ей, что она напрасно старалась увидеть в фильме слона. Я очень рад, что она его не увидала: это фильм не о животных, но о людях, которые обязаны быть взаимоуважительными, доброжелательными и тактичными.

Если редакция считает возможным, я готов прилететь в Свердловск на обсуждение нашей кинокартины с участием зрителей, коллектива редакции и т. Зеновой.

Я надеюсь, что редакция поместит это мое письмо на своих страницах.

1967 год

А. Т. Шаповалову [89] А. Т. Шаповалов в годы Великой Отечественной войны был военным разведчиком, внедрившимся в абвер на территории Кракова. Юлиан Семенов познакомился с ним при работе над романом «Майор Вихрь».

Дорогой Алексей Трофимович!

Вы себе даже и представить не можете, как мне было дорого Ваше письмо! Спасибо Вам за него большое! Среди многих моих недостатков одного все-таки нет: я не льстив, а посему примите мои слова как истинную правду: письмо Ваше свидетельствует о Вашей молодости — не в возрастном, но в духовном, моральном смысле, порядочности и гражданской принципиальности.

Поверьте, я бы не стал (так же, как и Вы) подробно разбирать коллизии, связанные с претензией т. Березняка на «майорство Вихря», не отдавай я себе отчета в том, что военно-патриотическое воспитание читателя, особенно молодого — задача обоюдоответственная: и для писателя и для непосредственного участника подвига.

Представьте себе только, Алексей Трофимович, каково было бы, начни М. Губельман кричать на каждом шагу: «Левинсон — это я! А Фадеев допустил ошибку в „Разгроме“ — наш отряд не разбили, а наоборот, мы одержали победу!» Или коли б какой-то генерал сейчас выступил в газете и сказал: «Товарищи, я — имярек — и есть Серпилин из „Живых и мертвых“, но Симонов оболгал меня, написав, что я курю „Беломор“, тогда как я — некурящий!» Смешно, не правда ли?

Тов. Березняк во всех своих многочисленных выступлениях в печати обвиняет меня в том, что я, во-первых, допустил ошибку, «погубив» Вихря, а он, то есть «я, Березняк» — жив; во-вторых, я вообще позволил себе много вымысла: и ограбления в кабаре не было (и не могло быть, ибо это не в манере советских разведчиков, — сказал однажды Березняк), и инженера крали не так (что же мне писать, как этот инженерный офицер хаживал по дамам?!), и что касаемо любви — там тоже все было не совсем так и т. д.

Мне казалось, что будет довольно жестоко, Алексей Трофимович, коли я выступлю в прессе еще раз и повторю, что т. Березняк — не есть прототип «Вихря» и что его претензии на судейство моей вещи выглядят по меньшей мере несолидно.