Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6331 ( № 27 2011)

Известно всякому, что целенаправленная работа ТВ позволяет творить чудеса – выбрать, к примеру, президентом старика, которому в иных обстоятельствах не пришлось бы даже руководить дачным кооперативом. Но доказывает ли опыт разнообразных манипуляций, что ТВ умеет производить исключительно рабов? Конечно, нет, оно вполне могло бы создавать героев, однако не делает этого принципиально. Спрашивается: почему?

Кто-то предположит, что таким образом телевидение выполняет госзаказ на производство безропотных. И, правда, когда на параллельных каналах в репортажах из Египта два совершенно разных человека, Ирада Зейналова и Сергей Пашков, уныло убеждают россиян в пагубности каких-либо революций, невольно начинаешь верить, что антиреволюционный мотив заказан сверху. Однако подобное суждение кажется поверхностным.

Что-либо героическое, революционное чуждо телевизионщикам по иным мотивам, от политики далёким. Речь идёт о неприятии эстетического свойства. Чувство ненависти к какой-либо пафосной ноте, пылкой дидактической форме – вот что объединяет в прочное сообщество деятелей ТВ.

Диссидента Синявского можно считать основателем этой секты. Его афоризм о стилистических расхождениях с советской властью стал мантрой, читать которую следовало с презрительной усмешкой на одну сторону. Эта гримаса передавалась по наследству и образовала характерные мимические морщины у нескольких поколений.

Понятие «пафос» утрачивало смысл, по мере того как ветшала советская парковая скульптура, созданная по античным канонам. Разрушаясь, гипсовые герои вдохновляли ухмыляющихся апологетов соц-арта, для которых политический протест был лишь средством получения конвертируемой валюты. А вот «стилистические расхождения» – истинным, нутряным мотивом крушить мифы. Ирония и сарказм оказались сильнее воодушевления и страдания.

Соц-арт надругался над телевизионщиками. В детстве и юности нынешним журналистам и шоуменам показывали скабрёзные картинки: Рабочего и Колхозницу с мышиными головами, поцелуй Брежнева с Хонеккером. Тогда вместе с пионерской невинностью телевизионщики потеряли способность испытывать чувство вины, стали мстительны и теперь видят в зрителе жертву. При первой же возможности они стараются лишить аудиторию иллюзий, ставят крест на воспоминаниях детства, переживаниях юности.

В этом сезоне они раскрасили «Три тополя на Плющихе», прикрываясь благим намерением актуализировать советское кино. Чёрно-белый конфликт чувственности с чувством долга, лаконичная героика повседневной мужественности превратились в примитивную историю несостоявшегося адюльтера.

Ещё в этом сезоне ТВ заговорило о героях Брестской крепости голосом Пивоварова. Лицо его то и дело перекашивало от «стилистических расхождений». Великая Отечественная была представлена им чужой войной, а солдаты Красной армии – пешками в чужой игре. Вывод напрашивался: нет ничего бессмысленнее героизма.

Самая высокая нота пафоса звучит на отечественном экране «русским шансоном». И это не только песни, но и специфические сериалы, в основе которых – «пацанский героизм» и старинная блатная формула: «не верь, не бойся, не проси». Из серии в серию, лет двадцать подряд публику методично учат симпатизировать лихим людям, развивают криминальное мышление народа. В этом сезоне «Глухарь. Возвращение» и «Побег» продолжили романтизацию тюремной и околотюремной жизни, убедительно, тонко, изобретательно внедряя мировоззренческий шаблон презрения к закону. Подчеркнём: основываясь на достижениях отечественной «школы переживания», с помощью звёзд Русского Театра – Юрия Чурсина из МХТ и Максима Аверина из «Сатирикона».

Максимальным градусом телевизионной пылкости можно считать «русский шансон» в его чистом виде – песенном. В последнем сезоне экран оккупировал Стас Михайлов. Истоки феноменального успеха его лирического героя – в вечном расслабоне Причерноморья. Только там, на родине поэта, и только в дегероизированные времена, можно было изобрести эту сладкую пилюлю от всякой женской хвори.

Мы встретились с тобой, когда зима

Отпела, откружила над землёй.

И знай, что ты одна лишь мне нужна,

Одна, одна, одна моя любовь.

Есть, однако, иная южнорусская возвышенность, иной пафос, саморазоблачительный и пророческий:

От чёрного хлеба и верной жены

Мы бледною немочью заражены…

Копытом и камнем испытаны годы,

Бессмертной полынью

пропитаны воды, –

И горечь полыни на наших губах…

Нам нож – не по кисти,

Перо – не по нраву,

Кирка – не по чести

И слава – не в славу:

Мы – ржавые листья

На ржавых дубах…

Чуть ветер,

Чуть север –

И мы облетаем…

Написанное Багрицким в 1926 году не лучше безобидной графомании XXI века, а просто находится в другом эстетическом измерении. В этом измерении ещё: агитационный фарфор, памятники конструктивизма, сталинская архитектурная помпезность, «Два капитана» Каверина, трилогия Герасимова («Журналист», «У озера», «Любить человека»), песни Пахмутовой, православная церковь. Всё перечисленное – по-разному пафосно – а значит, одинаково чуждо новой генерации журналюг. Им по душе антихристианское кощунство постсоветского соц-арта, хотя эстетически облегчённый протестантский ритуал со скрипом принять они готовы.

В этом сезоне «НТВшники» не раз вызывали на ковёр то левых патриотов, то православных священников, пытаясь пропесочить и тех и других. Стало ясно, что противостоять криминальному энтэвэшному разгулу, нэпманской пошлости «Песен для вашего столика» могут только две концепции: пафос, противоположный блатному, – христианская догма «Верь. Бойся. Проси» и красная героика социальных преобразований с её аскезой и презрением к буржуазности.

В скобках заметим, что на Земле есть место, где обе эти концепции воплощены в яркой рукотворной форме, слились с природой и сосуществуют в абсолютной гармонии. Если вывезти туда энтэвэшников, они, скорее всего, дематериализуются, не выдержав чуждого эстетического импульса. Между Харьковом и Донецком, в Святогорске, над рекой, на меловых горах стоят по соседству Свято-Успенская лавра и кубистический памятник революционеру Артёму (Фёдору Сергееву). Для любителей подтекстов на постаменте авангардной скульптуры выбито следующее высказывание товарища Артёма: «Зрелище неорганизованных масс для меня невыносимо».

Современных телевизионщиков вопрос «организации масс» волнует меньше всего. Так сложилось, что на телевидении, как и шире – в российской журналистике, работают в основном интроверты. Удивительным образом важнейший социальный институт стал прибежищем погружённых в себя циников, способных в лучшем случае имитировать страсть и генерировать ложный пафос. В худшем – реакцией на страшные пожары становится эротическое фото журналистки с надписью, обращённой к Владимиру Путину «Леса потушили, а я всё ещё горю».