Лев Шестов - Послдений привет

Прослеживая судьбу, не жизнь, а судьбу своего друга, Ривьер все больше и больше убеждается, как мало занимает других людей, иначе говоря, как мало имеет объективного значения как раз то, что для человека наиболее важно и существенно. "Dure tache que de s'accomplir! Que de liens il faut briser! Que de contacts il faut rompre! Comme il est seul l'homme en qui bouge le pauvre et impérieux devoir de créer!"(80). [11] "Как трудно стать самим собой! Сколько связей надо порвать! Сколько отношений надо разорвать! Как одинок человек, в котором ворочается несчастный и властный долг творчества!"

В конце Introduction мы читаем следующие загадочные слова, которые я считаю необходимым привести целиком, хотя знаю так же хорошо, как знал и сам Ривьер, что в них не только нет ничего бесспорного, но что они никогда не войдут в человеческий обиход, ибо они бросают вызов всем нашим очевидностям. "S'il (Fournier) acceptait de n'être pas ici-bas tout à fait un être réel, n'était-ce pas dans le pressentiment qu'il le pouvait devenir ailleurs? Oui, je ne résiste pas, par instants, à cette impression que la mort fut pour lui... comme une rame tout à coup pour s'aider vers plus de réalité et d'existence. Le son de cette voix qui l'appelait plus loin... quand il l'eut laisser pénétrer jusqu'à fond de son coeur... Esprit timide et sans peur, il s'enfonça dans ce monde même qui avait toujours regné sur sa pensée... D'un nouvel acte de foi.. il se l'ouvrit, j'en suis sûr, et de toute son âme, en un clin d'oeil, le rejoignit. Il faut que nous pensions à lui, toujours, comme à quelqu'un de "sauvé". [12] "Если он соглашался не быть в этом мире вполне реальным существом, не было ли это в предчувствии, что он может им стать в другом мире? Да, я иногда не могу отвязаться от ощущения, что смерть стала для него... как бы веслом чтобы сразу рвануться к наибольшей действительности, избытку бытия. Звук того голоса, который его звал все дальше и дальше... когда он разрешал ему проникнуть в себя... Дух робкий и бесстрашный, он углубился в тот мир, который всегда царил над его мыслями... Этим новым актом веры... он открыл его для себя, я в этом убежден, и всей своей душой сразу вошел в него. Мы должны о нем думать, всегда, как о спасшемся".

Такие мысли "par instants" посещали J. R. И такие мысли, далекие и чуждые людям, он ронял тоже только в редкие минуты, в своих статьях. Они не могут назваться бесспорными и опереться на твердый гранит наших самоочевидностей: сам Ривьер, еще раз повторю, сказал нам это в начале своего " Introduction ". Но ведь в те минуты, когда такие мысли приходили к нему, он переставал верить и в гранит и все другие человеческие твердыни. И теперь, когда вслед за своим другом, он ушел в ту страну, из которой ни один путник еще не возвращался к нам, теперь, перечитав его " Introduction ", мы чувствуем себя вправе послать покойному, как последний привет свой, летучий стих любимого поэта его молодости:

Jacques Rivière был редактором журнала Nouvelle Revue Française с 1919 по 1925 год. Он скончался в Париже 14 февраля 1925 г. Статья Шестова была напечатана во французском переводе в апреле 1925 г. в N.R.F. (numero d'hommage à Jaques Rivière). По-русски она печатается впервые.

Alain Fournier. Miracles. Gallimard, Paris 1925.

"Тот истинно мудр, кто строит на песке / Зная, что все ничтожно в вечности".

"Я не совсем существо реальное".

"Он нам торжественно предложил никогда не забывать, когда в его отсутствие мы будем что-нибудь говорить о нем..."

"Я хорошо понимаю, в чем была его мысль: чего-то не достает во всем, что я делаю, чтоб быть значительным, ясным и бесспорным. Однако та плоскость, в которой я действую, не совсем та же, что Ваша; может быть она мне позволяет пройти там, где Вы видите бездну: может быть для меня не существует той прерывности, которая есть у Вас".

"Когда я ее сравниваю с его жизнью, вся моя жизнь, которая была полна теми же вроде бы событиями, кажется мне чудовищно положительной. Я схватывал многое из того, что ускользало от него; но он парил, а я остался...

"Он находил легкими только нехоженные пути".

"Фурнье похож на себя и находит все свои силы только в момент, когда он чувствует себя лишенным всего того, в чем он, казалось бы, нуждается."

"Зная хорошо, что он его никогда не достигнет, он требует сокровища, которое ему причитается".

"Как трудно стать самим собой! Сколько связей надо порвать! Сколько отношений надо разорвать! Как одинок человек, в котором ворочается несчастный и властный долг творчества!"

"Если он соглашался не быть в этом мире вполне реальным существом, не было ли это в предчувствии, что он может им стать в другом мире? Да, я иногда не могу отвязаться от ощущения, что смерть стала для него... как бы веслом чтобы сразу рвануться к наибольшей действительности, избытку бытия. Звук того голоса, который его звал все дальше и дальше... когда он разрешал ему проникнуть в себя... Дух робкий и бесстрашный, он углубился в тот мир, который всегда царил над его мыслями... Этим новым актом веры... он открыл его для себя, я в этом убежден, и всей своей душой сразу вошел в него. Мы должны о нем думать, всегда, как о спасшемся".