Алексей Толстой - Том 10. Публицистика

Второе отрицательное свойство нашей современной драматургии заключается в отсутствии сценической культуры. Это сказывается в архитектоническом строении пьес и в подмене пьесы инсценировкой.

Большинство современных пьес развертывается в бесконечной раздробленности явлений, убивающих самую сущность театра, убивающих то глубокое психологическое настроение, в котором должен находиться зритель. В нашем театре зритель не перевоплощается в актера, не аплодирует его удачам, не вскакивает в негодовании, когда актер совершает подлость, а равнодушно наблюдает за перипетиями пьесы. Наш зритель — созерцатель , а не сопереживатель .

Положительное начало в нашей современной драматургии — это умение воплотить целеустремленность, осуществить идеи нашей эпохи в сценических образах, пусть иногда неумелых и шатких. Бесспорно, что мы неудовлетворены, нам хочется большего; но несомненно, что посторонний зритель — иностранец или будущий историк — увидит в современных пьесах те огромные достижения, которых мы, современники, даже не замечаем.

Дальнейший путь развития нашей драматургии я мыслю через изучение сценической культуры, через изучение классиков. И в этом нет стыда, как может показаться с первого взгляда. Современный буржуазный театр давно забыл о классиках, и только изредка классические пьесы показываются в виде ретроспективного, чисто эстетического экскурса в прошлое. Во всем мире буржуазный театр предсталяет крайне ничтожное и плачевное зрелище. Даже такая область, как французская комедия, которая так пышно расцвела во времена Второй империи, выродилась сейчас в очень жалкую форму, и нам не стоит переводить современные французские комедии не потому, что они идеологически вредны, а просто потому, что они не имеют никакой художественной ценности.

О критике сказано много и теми, кто был ею уязвлен, и теми, кто был ею обойден, и теми, над кем критика совершила несправедливое дело. Все это — детали. Недочеты и ошибки нашей критики таились в той основной вульгаризации, что будто бы критика — скальпель, правда классово направленный, но все же скальпель, разнимающий по частям тело искусства. Критик стремился стать своего рода Робеспьером в Конвенте искусства, неподкупным ни на какие штучки художественного обольщения.

Получалось как будто так: напиши помелом, напиши пластическим пером художника, безразлично. Робеспьер сквозь строки, отстраняя их досадную пестроту, их ненаучную эмоциональность, глядит проскрипционным взором в тайные извилины писательского мозга, ища в них признаки для классификации.

Несомненно и другое: эпоха повелевала искусству ворваться в жизнь, в пыль и грохот стройки. Здесь критика сыграла положительную роль, хотя обошлось не без потерь и не без того, что иные, мимикрируясь, приняли вид химер, — с ногами льва и хвостом скорпиона. Эпоха повелевает: факел советского искусства должен озарить мир. Те — прежние — иные догорели, иные чадят. Очередь за нами. Критику — в первые ряды. Критика — это целеустремленный, напряженный мозг искусства. Критика — составляющая часть искусства. У критика прежде всего глаза художника (а не диоптрии классификатора), темперамент художника, дерущегося в пыли и поту в общей свалке искусства. Задача критика близка к задаче режиссера, когда он берет рукопись и вскрывает ее скрытую между строк энергию на сцене в конкретных образах перед зрительным залом. Критик должен стать идеальным выразителем художественного роста, требований и творческих страстей читательских масс. Он должен быть тем беспощадным голосом, который в ночной тишине, в часы взъерошенной работы, велит писателю с ледяным спокойствием выбрать, рассмотреть и взвесить каждый образ, каждое слово. Критик должен быть другом искусства и как друг, с высоты дерзновенных задач пролетарской литературы, наносить удар всем проявлениям слабости, неряшливости, «химерности», умственного и художественного убожества.

В творчестве есть важный момент: присутствие строгого умного друга, слушающего еще не просохшие страницы вашего романа. Как важно, чтобы он восхитился, расплакался, расхохотался. Ужасно, если он, нахмурясь, скажет: плохо. Таким другом, таким первым оценщиком должен быть критик. В минуты творчества важно знать, что есть такой человек.

Какие качества более всего нужны нашей драматургии?

Думаю, что при ответе на этот вопрос следует исходить из широко развернутых предпосылок.

Строится новый материальный мир, и вместе с ним перестраивается и человеческая психика. Но до сих пор у нас еще имеется разрыв между перестройкой материальных сил и психикой человека. Искусство — одно из главных средств для заполнения этого разрыва, для перестройки сознания людей. Отсюда и основная задача его — организация психики нового человека. Цель его — изучение и показ нового типа человека-гражданина, формирующегося в обстановке революционно-созидательного изменения производственных сил и появления новых материальных богатств.

Каким же образом следует двигаться к этой цели?

Понятие социалистического реализма в искусстве включает в себя не только непосредственно авторское творчество, но и новые внешние силы, воздействующие на писателя и драматурга, то есть новое отношение к ним массового зрителя и читателя. Поэтому я придаю огромное значение собиранию отзывов читателей и зрителей, которое широко развернулось сейчас на фабриках, заводах, домах культуры и т. д.

Сближение драматурга и зрителя обогатит наших авторов колоссальной творческой потенцией широких масс, реальным опытом первых строителей нового общества. Искусство может цвести только тогда, когда в его создании принимают участие широкие массы, вносящие в него свои чаяния и волнения, свое знание жизни.

У нас до сих пор не позволяют в театре свистать, считают это хулиганством. По-моему, это плохо: не следует стеснять реакцию зрителя, тем более что если не свистом, то кашлем и хождением он все же выказывает свое невнимание и недовольство. И если кто-то написал плохую пьесу, а театр ее поставил, пусть свист из зрительного зала покажет отношение зрителя, чтобы второй раз этого не повторяли: реакция зрителя, как положительная, так и отрицательная, должна быть полной.

До сих пор наши журналы не печатали отзывы зрителей о пьесах и постановках. Делать это, по-моему, необходимо — и не от случая к случаю, а систематически. Наш зритель — высокой квалификации, и он достаточно знает, что нужно советскому искусству; он вырос до того, что может соучаствовать в процессе творчества. Надо только организовать зрителя, чтобы он не разбрасывался на мелочи, ни его, ни драматурга не интересующие, как это часто бывает, и тогда мы будем иметь надежного помощника в лице коллективного критика зрителя. В таком деле рассчитывать на самотек нельзя.