Игорь Северянин - Том 5. Публицистика. Письма

Напишите, Августа Дмитриевна, напишите мне чтонибудь бодрое, светлое, как Вы умеете, — и сколько новых стихов услышит мир!.. Не забывайте искренно к Вам расположенного, ценящего Вашу отзывчивость и ласку поэта, сильного в прошлом и — твердо верю в это! — в будущем!

Душевно Ваш Игорь.

Дорогая Августа Дмитриевна!

С дивного озера, на берегу которого расположен наш дом, я посылаю Вам свой привет и еще раз выражаю свою глубочайшую Вам признательность, памятуя, что благодаря Вам, ныне я пользуюсь всей этой благодатной красотою!

26 мая мы перебрались сюда. Нам посчастливилось найти здесь, в маленькой рыбачьей деревушке, у одного рыбака, комнату в новом хорошем доме. Комната обширная, высокая, светлая, идеально чистая. Внутри — белые сосновые бревна, — что может быть гигиеничнее? На окнах неизменные олеандры, резиновые деревья, кактусы, которые однако здесь «дела не портят»… В нашем полном распоряжении — лодка, с которой мы и начали ловить рыбу, выезжая за 3–5 верст от берега. До сей поры поймали уже 36 окуней от 1/8 до 3/4 ф<���унта> каждый. Надеемся на более крупных, когда, в июле, начнется дружный клев. Тогда же будут брать и лещи, достигающие, по словам старожил, до 25 ф<���унтов>! Водятся и щуки, и угри. Теперь остается только держаться бюджета, чтобы сводить ежемесячно концы с концами. Хотя это и прозаично, но приходится. Комната обходится в 500 марок в месяц, дрова 300, табак 300, так что остается 1500 на стол, т. е. 50 м<���арок> в день. На эту сумму, хотя и страшно трудно, кое-как все же просуществовать можно. Цены здесь недешевле повсестранных, т. е. вообще стоящих в Эстонии. Для примера: 1 ф<���унт> хлеба — 8 мар<���ок>, 1 бут<���ылка> молока — 10 м<���арок>, 1 ф<���унт> сала — 50 м<���арок>, 1 ф<���унт> масла — 70 м<���арок>, 1 ф<���унт> сахара — 32 м<���арки>, десяток яиц — 40 м<���арок> и т. д. Как видите, цены изрядные, но для иностранцев Эстия самая дешевая страна в мире.

Я так устал, мой друг, от вечной нужды, так страшно изнемог, так изверился в значении Искусства, что, верите ли, нет больше (по крайней мере, теперь пока) ни малейшего желания что-либо написать вновь и даже ценить написанное. Люди так бесчеловечны, так людоедны, они такие животные, говоря с грустной — щемящей сердце — откровенностью. Так не нужны они мне, так несносны, не меньше, о не меньше, чем я — им! Не сумели ценить и беречь своего соловья, и приуныл, и пригорюнился соловушко, такой еще недавно детски Радостный, бездумно-восторженный, а теперь умудренный печальной явью, совсем обезголосенный людской черствостью, практичностью, пошлостью.

О, если бы Вы и озеро исцелили меня, вернули прежнюю беспричинную жизнерадостность , единственно истинное на этой Земле!

Нежно целую Ваши ручки, моя Feliss шлет Вам самые искренние глаза, самые скорбные улыбки. Она маленькая, уже подстрелена обывательским кощунством в отношении Поэта!

Всегда Ваш Игорь.

Извилистая тропинка вокруг прозрачного озера приводит Вас к янтарной бухте, на берегах которой так много морошки, клюквы и белых грибов. Мачтовые сосны оранжевеют при закате. Озеро зеркально, тишь невозмутима, безлюдье истое. Вы видите, как у самого берега бродят в прозрачной влаге окуни, осторожно опускаете леску без удилища в воду перед самым носом рыбы, и она доверчиво клюет, и Вы вытягиваете ее, несколько озадаченную и смущенную. Лягушки, плавая, нежатся на спинках, смотря своими выкаченными глазами прямо на Вас, человека, не сознавая ужаса этой человечности, им чуждой: они так мало людей видят здесь. Стада диких гусей и уток проносятся над озером, разом падая на его влажную сталь. Все это озеро и его берега, и весь колорит природы напоминают мне в миниатюре Байкал. Я говорю как раз об этом в одной из своих новых поэз. И я очень жалею, дорогая Августа Дмитриевна, что мы с Фелиссой лишены радости радоваться вместе в Вами созерцанием всей красоты этого лесного уголка Эстии!

Ваш Игорь.

Вы удивляетесь, мой друг, дорогая Августа Дмитриевна, удивляетесь Вы, что я, так часто ранее Вам писавший и поверявший в тяжких письмах своих все свои нужды и невзгоды, вдруг умолк и с 3 сент<���ября> перестал писать вовсе? — Что же здесь удивительного? Разве я имею нравственное право постоянно расстраивать Вас, жалуясь на свои неудачи, на невозможную безработицу, лишающую меня самого элементарного, что требуется для существования? разве мало я говорил, не желая говорить, на эту тему? разве Вам еще не окончательно ясно, что в положении, подобном моему, бодрые слова и яркие чувства органически немыслимы? Сколько раз хотелось писать Вам, сколько раз! И каждый — перо опускалось: зачем! — тревожить руга? вечно ныть? Не стоит, не хочется, постыдно и бестактно. А хорошего так мало я имел сообщить Вам. Получив Ваш последний чек и письмо о нем, я понял, что пopa что-либо предпринять решительное и в городе, т к. среди боготворимой мною природы, увы, я не мог ничего заработать. Сердечно, восторженно признательный Вам за лето (какой дивный несравненный дар!), за три месяца прозрачного озера, уединения и благости, я вынужден был круто, сразу, оторваться от Красоты и окунуться в прозаическую гнусь городскую. Послав 4-го сент<���ября> из Jarve, куда мы зашли из Toila проститься с Александром Карловичем Эссеном, Вам открытку, 5-го мы проехали последний раз на Uljaste, проведя там целый день в милой лодке, ловя окуней и вдыхая Природу, а вечером, в темноте и под дождем, наш Kalamees, очаровательный хозяин хутора, отвез нас на ст<���анцию> Kabala (5 верст от озера), и мы отправились в Юрьев «пытать счастья». Остановились у Правдина, я разменял кроны в банке, получил 2700 эст<���онских> марок и с этими деньгами мы начали свою «жизнь» в городе. На другой же день нашли себе комнату с отдельным входом на Звездной около Лунной за 1500 м<���арок> в месяц без дров, где теперь и живем. Я стал искать издателей. Их здесь мало, и все они эстонцы. Русских книг не жаждут. С трудом удалось продать Эдуарду Бергману новую поэму в 3-х частях «Роса оранжевого часа», которая выходит в декабре. Книга в 112 стран<���иц>. Получил за нее… 7000 эст<���онских> мар<���ок>!.. Не подумайте, что шучу: до того ли мне? Одним словом. Вы понимаете, отдал даром. И как еще радовался и торжествовал при этом! Затем мне удалось продать изд<���ательст>ву «Sönavara» другую книжку: Мария Ундэр. «Предцвтенье». Перевод с эстонского. Книга в 64 стран<���ицы>. Получил я за нее… 3000 эст<���онских> м<���арок>!.. И на этот раз не шучу, — к сожалению! Зато уже больше мне ничего продать не удалось. Теперь у меня на руках имеется 3 рукописи, пристроить которые здесь уже Немыслимо. Поэтому нового ничего не пишу. Что же касается концертов, дело обстоит значительно хуже: в Юрьеве живу вскоре два месяца, и ни одного вечера организовать не удалось, несмотря на усиленные старания. Нет предпринимателя — вот и все.