Андрей Платонов - Том 8. Фабрика литературы

В детстве Байдуков был человеком, предоставленным самому себе. Поэтому он «смотрит в сознательном возрасте на жизнь своеобразно. Такой человек самоуверен, не привык слушать чужого совета, решение принимает самостоятельно, а окриков вообще не переносит. Таким был и я». Это хорошо лишь наполовину. Но не беда — общая одаренность пролетарского юноши достаточно велика, чтобы в будущем преодолеть эгоистические недостатки своего характера, приобретенные в беспризорном детстве.

Однако летчик из сырого человека получается не вдруг, хотя бы в нем и лежало благородное, родоначальное зерно своего народа. Еще проходит порядочное время, прежде чем будущий герой советского народа начинает понимать, что авиационная наука и практика, что коллективный опыт и труд многих тысяч рабочих и конструкторов сильнее любых способностей отдельного летчика и что работа в воздухе требует совсем другого режима жизни и сознания человека: самолету нужен человек высокого качества во всех отношениях.

До того же, как стать мастером авиации, Байдукову пришлось испытать много приключений, причину которых надо искать, выразимся так, в излишней энергии его еще «неотрегулированного» сердца и воодушевления, в безрасчетном увлечении чистым искусством полета. Однажды на бреющем полете (точнее — бегущем: самолет задевал колесами траву) пилот отбил шасси, и тогда ему осталось только посадить самолет «брюхом» на землю. После того летчика отправили в медицинскую комиссию; врач осмотрел аварийного пилота и сказал ему, «что он здоров, как бык, и что болезнь его называется хулиганством», а лечат подобные болезни обычно не врачи, а командование. Рассказ, излагающий эту историю («На Каче»), в литературном отношении превосходен; в рассказе живой, движущийся, чистый язык, юмор, увлечение воздушной работой и безрассудность человеческой юности, когда жизнь идет, но не убывает, и сама смерть кажется лишь недоказанной гипотезой. В авиационном, практическом, так сказать, отношении этот рассказ тоже неплох: покалечив машину, летчик серьезно овладел самим собой; ему дали для «овладения собою» время: пятнадцать суток гауптвахты.

Один из корней всего авиационного дела и отличие летчика от всякого другого труженика находится в том, что человек на воздушной, чрезвычайно напряженно работающей машине должен целесообразно обладать своими чувствами и мыслями, держа их не в подавлении или угнетении, а, наоборот, в совершенстве. В наземной жизни — движении на тихих скоростях, в работе на малооборотных машинах с большими запасами прочности — тоже, конечно, нежелательно, чтобы человек имел несовершенное или прерывающееся сознание, чтобы им овладевали смутные или слабые силы, но, по крайней мере, на земле это безопасно. В воздухе же подобное состояние человека вовсе недопустимо. (В скобках заявим, что авиация подтягивает к своему качественному уровню и всю наземную, «тяжелую» промышленность; поэтому «наземные» машины и «наземный» человек работают теперь все более точно и ответственно, все более искусно, режим работы на земле все более напоминает режим работы воздушных машин: разница между летчиком и человеком наземного труда преодолевается.)

В рассказе «За орлом» (написанном по ходу времени после событий «На Каче») Байдуков уже другой человек. — Летчик-инструктор решил пошалить в воздухе с орлом; в конце концов он подбил орла, налетев на него своей машиной, но от удара в большую птицу у биплана вылетела стойка, скрепляющая крылья самолета, машина утратила регулировку, упала на землю и превратилась в груду обломков. Летчик-инструктор остался живым, но Байдуков потерял к нему всякое уважение.

Вместе с Байдуковым, рядом с ним, растут и другие работники авиации высшего класса. Перо Героя Советского Союза объективно, и автор книги понимает, что написать свою рабочую автобиографию — это значит написать биографию всего коллектива, в котором работаешь, — невозможно создать автопортрет, уединенный, изолированный от общества сродных людей. И Байдуков изображает замечательного бортмеханика Языкова (рассказ «Необыкновенный случай»), отпилившего лед, намерзший на пароотводной трубке радиатора. Для этого Языкову пришлось вылезти наружу, добраться через крыло к одному из моторов винтомоторной группы и работать во время зимнего полета, почти на весу, обморозив себе лицо…

Подобно Джимми Коллинзу, Байдуков владеет искусством краткого, точного и живописного изложения самого технологического процесса полета, благодаря чему даже несведущий читатель вовлекается в артистическую, трудную профессию пилота.

Однако излишняя скромность автора книги несколько мешает читателю оценить полностью образ первоклассного летчика. «Меня перевели в истребительское звено Анисимова, пилота наивысшей категории» — пишет Г. Ф. Байдуков. — «В этом же звене работает и молчаливый Валерий Чкалов… Я среди них, отважных истребителей, кажусь птенцом. Только постепенно я схожусь с Чкаловым, затем с Ани-симовым. Время берет свое, и они признают меня летчиком». Не только время взяло свое — взяли свое и личные, выдающиеся качества Г. Ф. Байдукова, как работника и человека, взяла свое также вся советская страна, воспитывающая своих летчиков в атмосфере любви народа, дающая им в руки раз от разу все более превосходи ы е самол еты…

Рассказ «Двое упрямых» одною чертою дает живое представление о летных и боевых качествах еще одного Героя Советского Союза — В. П. Чкалова. Байдуков и Чкалов встретились в учебном бою «на встречном курсе». Механики, наблюдавшие за двумя машинами с земли, рассказывали потом, «что наши самолеты, подойдя друг к другу в лоб, одновременно полезли вверх, идя вертикально. Все ближе и ближе сходились их колеса. Казалось, вот-вот они пожмут друг другу лапы. И только затем самолеты иммельманами разошлись в разные стороны». После посадки Чкалов сказал Байдукову: «Дурак, так тебя убьют!» — «По-моему, и ты не из умных, если лезешь на рожон!» — ответил Байдуков. «Вместо ответа он (Чкалов) показал мне кукиш и, отойдя на два шага, буркнул: „— У тебя такой же упрямый характер, как и у меня. Мы с тобой обязательно столкнемся. Лучше ты, Байдук, сворачивай первый, а то так по глупости и гробанемся“. — Я понял чкаловскую тактику и решил, что на своих летчиках ее применять не следует. Лучше уж я оставлю ее для настоящей драки с настоящим врагом. То же посоветовал и Валерию».

Слова Чкалова — «лучше ты сворачивай первый» — могут быть обращены всерьез к любому будущему настоящему противнику, потому что мы сворачивать и отклоняться от противника никогда не станем, пока его не «гробанем». Здесь Байдукову удалось — в своем лице и в лице Чкалова — нарисовать образ боевого, советского летчика.