Леонид Владимиров - Советский космический блеф

Возможно, именно тогда пробежала первая трещина в отношениях Хрущева с Королевым. В дальнейшем эти отношения были неизменно прохладными. Хитрый и циничный Хрущев имел, однако, отличный способ держать Королева «в узде», не применяя к нему грубого насилия, как когда-то сделал Сталин. Об этом способе будет рассказано в последующих главах.

Что касается отношений Королева с Брежневым и Косыгиным, поделившими между собой должности Хрущева после октябрьского дворцового переворота 1964 года, то отношения эти по-настоящему определиться не успели: Королев умер через пятнадцать месяцев после того, как Брежнев и Косыгин захватили власть. Однако не подлежит сомнению, что у Королева появились надежды на лучшее. Он уговаривал новых властителей сменить «космическую политику» на более открытую, усилить научный обмен, объявить имена советских «закрытых» ученых.

Известно, что вскоре после захвата власти Брежнев и Косыгин выслушали обстоятельный доклад Королева о состоянии дел — как в Советском Союзе, так и в Соединенных Штатах. Королев был предельно откровенен: он прямо сказал, что советские исследования космоса велись до сих пор не по какой-либо научной программе, а по принципу «любой ценой раньше американцев», но что соблюдать этот принцип долго не удастся, так как и по ракетным двигателям и по электронному оборудованию США далеко впереди. Королев объяснил Брежневу и Косыгину — людям с техническим образованием, — какими методами по настоянию Хрущева производился «обгон» американской программы Джемини, и передают, что оба были поражены (об этих методах я еще расскажу подробно). Королев сказал, что выпустить человека из корабля в космос, быть может, и удастся раньше, чем запланировано у американцев, но уже следующий этап программы Джемини — стыковка двух кораблей на орбите — для Советского Союза недостижим по крайней мере на ближайшие три-четыре года. Главный Конструктор предложил «хозяевам» поехать и осмотреть готовый трехместный корабль «Союз», на котором, однако, нельзя лететь из-за отсутствия достаточно мощной и надежной ракеты. Закончил Королев тем, что необходимо оставить всякие мечты о полете с людьми на Луну раньше американцев, а вместо этого разработать свою программу космических исследований и по этой программе действовать.

У меня в распоряжении есть верный признак, что доклад Королева возымел определенное действие. В начале 1965 года мы, научные журналисты, получили секретное указание прекратить всякие упоминания о предстоящем завоевании Луны. Откройте советскую прессу: до самого конца 1964 года, даже в последние его месяцы, когда болтливый и хвастливый Никита Хрущев был сброшен с трона, вы найдете множество упоминаний о том, что «недалеко то время, когда на Луне будет развеваться советское знамя» и т. п. А потом, с начала 1965 года, все подобные разглагольствования сняло как рукой. Вот тогда, после этого указания, мы сразу поняли, что пальму лунного первенства решено уступить американцам, а вскоре из бесед с сотрудниками Королева я узнал подоплеку решения.

Вторым последствием доклада Королева был — по крайней мере, для меня — рассказ Анатолия Маркуши «День рождения», с которого начинается эта глава. Маркуша настойчиво просил, чтобы рассказ дошел хотя бы до цензора — и делал это неспроста. Он был старым знакомым Королева, и Главный Конструктор, без сомнения, инспирировал этот «пробный шар», надеясь, что высшие руководители поймут, наконец, всю нелепость восхваления ученых-анонимов.

Я знаю также, что сотрудник «Правды», готовивший к печати очередную статью Королева (а Главный Конструктор иногда печатался в «Правде» под псевдонимом «Константинов») был однажды немало удивлен, когда, визируя окончательный вариант статьи, суровый и невероятно занятый Королев вдруг сказал: «В следующий раз, может быть, подпишу собственным именем». Журналист не решился расспрашивать, только с оглядкой рассказал мне о необыкновенном случае.

Увы, собственным именем Королев так и не подписал ни одной статьи, написанной после спутника. Ему была уготована судьба Человека-невидимки из рассказа Г. Дж. Уэллса — стать видимым, да и то не сразу, только после смерти. Такая же судьба, если ничто не изменится в СССР, ждет и коллег Королева.

Однако, по всем сведениям, какими я располагаю, нельзя считать Сергея Павловича Королева человеком несчастным. Он ведь был в числе тех немногочисленных представителей рода человеческого, которым удалось увидеть и потрогать руками мечту всей жизни. Я тут основываюсь не на официальных биографиях, которые, конечно, объявляют Королева вдохновенным мечтателем о ракетах уже с раннего детства. Нет, я просто читал брошюру Королева «Ракетные моторы», выпущенную советским военным издательством… в 1932 году, за четверть века до спутника; брошюра была написана 25-летним энтузиастом, едва окончившим институт.

К тому времени Сергей Королев уже был членом так называемой «Группы по изучению реактивного движения» (сокращенно ГИРД) — самодеятельной организации, сформированной рижским немцем Фридрихом Цандером и работавшей в подвале московского жилого дома. Цандер был неистовым фанатиком ракет, он знал наизусть каждое слово Годдарда и Оберта, стремился повторить их достижения и запустить хоть одну собственную ракету. В последний год (1933), совсем незадолго до кончины, ему это удалось. На высоту 396 м взлетела первая советская ракета. Через три месяца поднялась и вторая, но Цандера уже не было в живых.

От чего умер 46-летний Фридрих Цандер, я не знаю. Официально — от туберкулеза, менее официально — от недоедания (тогда в России был жестокий голод), а совсем неофициально — по глухим намекам нескольких выживших ветеранов ГИРДа — он был «ликвидирован» тайной полицией будто бы за связь с членами «промпартии» — то есть с группой ученых, незадолго до того осужденных за вредительство без малейшей вины. Во всяком случае, вышедшая в 1969 году советская энциклопедия «Космонавтика» никаких причин ранней смерти Цандера не называет, а в книге «Академик Королев» Цандер просто в какой-то момент исчезает из повествования — даже без упоминания о том, когда он умер.

Но, во всяком случае, достоверно одно: Фридрих Цандер сумел заразить сотрудников ГИРДа невероятным энтузиазмом, «ракетоманией», оставшейся у многих — в том числе у Королева — на всю жизнь. О том, как относились к своему делу участники ГИРДа, свидетельствует такой, например, факт. При монтаже первой маленькой ракеты понадобился серебряный припой для спайки проводников, но достать серебро было делом немыслимым. Тогда один инженер, сотрудник ГИРДа, тайком принес из дому серебряную чайную ложечку — ее расплавили и сделали припой. Ложку этот человек принес тайком не потому, что опасался гнева жены, а потому, что благородные металлы полагалось сдавать государству, и ГПУ, как тогда именовалась тайная полиция, проводило над теми, кто подозревался в хранении золота и серебра, операцию «выкачивания» — человека арестовывали и держали в тюрьме до тех пор, пока он не сообщал, где хранятся его ценности. Конечно, дюжина серебряных ложек не была криминалом, но если бы на человека донесли, что он носит из дому серебро, то он мог быть назавтра схвачен для «выкачивания».