Николай Ефимов - Горькое лето 41-го

— Получается, что к началу 1930-х годов оборонной промышленности в СССР фактически не было?

— Так ведь и у царской России ее к началу Первой мировой войны по сути не было! Неслучайно в октябре 1914 года военный министр пришел в Госдуму — об этом Милюков вспоминает — и сказал: «Спасайте! Патронов и снарядов осталось на три дня!» А почему так? Да потому, что мы тогда думали, что через две недели войдем в Берлин! Поэтому все первые месяцы Мировой войны добывали оружие, патроны и снаряды за рубежом — в Японии, Англии, Америке, где только можно. Перед этим мы не были готовы и к Русско-японской войне… Такое же положение сохранялось до 1930 года. Если нет тяжелой промышленности, нет нормальной металлургии, нет станкостроительной промышленности — что можно создавать?

— Но ведь это же только основа…

— Да, нужно еще было изобрести танк, самолет, пушку. Что мы для этого делали? Поначалу — скажем, в танковой промышленности — закупали в Англии, во Франции, в Америке один-два экземпляра, считая, что это новейшие достижения. Дома все разбирали до винтиков, пытаясь создать нечто идентичное…

— Ну да, наши «бэтушки» создавались на основе американского танка «Кристи», а Т-26 — английского «Виккерса»…

— Правильно. Откуда же возьмется инженер, конструктор танков, если он никогда их не делал? Гражданская война в Испании — великолепный полигон — показала, что все, что мы считали своими достижениями, ни к черту не годится! Что в области создания вооружения мы идем совсем не туда… Мы убедились, что наша авиация многократно слабее немецкой, что танки не соответствуют уровню, достигнутому немецкой танковой промышленностью.

— Сейчас нередко напоминают, что в 1941-м у немцев в основном были легкие Т-I и Т-II, а у нас уже и Т-34, и КВ…

— К 22 июня в Красной Армии были 636 танков КВ-1 и 1225 — Т-34, разработка которых началась в 1937 году. А немецкие Т-III и T-IV разрабатывались с 1934-го, и, главное, их производство давно уже было поставлено на поток! И в авиации Германия имела бесспорное превосходство… Так что Сталин, стремясь оттянуть начало войны, реально просчитывал возможности нашей промышленности, которая позволяла нам обрести такую же военную мощь, как у немцев, лишь к концу 1942 — началу 1943 года.

— Тогда же решались и вопросы развития флота?

— Еще в феврале 1931 года именно Сталин подал в Политбюро записку «Об охране Северного побережья», на основе которой и был создан Северный флот… А перед войной в Молотовске, теперь — в Северодвинске, по программе военно-морского судостроения должны были заложить авианосец, заложили два линкора — «Советская Россия» и «Советская Белоруссия», тяжелые крейсера. Когда началась война, все это пустили на изготовление эсминцев — их можно было сделать быстрее и числом побольше. Если бы мы успели создать тот флот, который замыслили в 1938 году на Севере, не было бы никаких проблем с полярными конвоями!

— Известно, что войну стремились отодвинуть политическими методами, что сейчас осуждается с разных сторон .

— А почему? Действительно, 23 августа 1939 года с Германией был подписан Пакт о ненападении — такой же, какой имели с ней Польша, Дания, ряд других стран. Был же и Мюнхенский договор, когда англичане и французы открестились от нас, от совместной борьбы против Гитлера, отдав ему на растерзание Чехословакию. Именно это и только это привело к Пакту о ненападении между Германией и СССР, потому что до последнего момента мы были в военном союзе с Парижем и Лондоном, но они отказали нам в этом союзе. Недаром же на Нюрнбергском процессе наша делегация заключила с американской, английской и французской делегациями джентльменское соглашение: они не вспоминают о пакте 1939 года, мы — про «Мюнхенский сговор». Честное соглашение: вы сделали гадость — мы были вынуждены сделать тоже не очень хорошее дело, вот и квиты. Зато теперь, когда потоком льют грязь на наше прошлое, без конца упоминая пакт Молотова — Риббентропа, о Мюнхене вообще не вспоминают. Кстати, тогда Чехословакию рвали на куски не только немцы. Поляки отхватили Тешенскую область, венгры — Южную Словакию и Закарпатье… Так что мы мало отличались от своих соседей по Европе, пытаясь сохранить нейтралитет в случае грядущей войны в Европе.

— Вы считаете, это было реально?

— Вполне! К тому же Сталин был уверен, что французы и англичане провоюют по меньшей мере два года — по опыту Первой мировой. Он не думал, что их так мгновенно расколошматят, что англичане бросят даже каски и будут удирать из Дюнкерка, что Петен поспешит войти в тот же вагон, где подписывался мир в 1918 году, чтобы смиренно подписать капитуляцию… Такое ему в голову не приходило! Не думал он, что они настолько слабы! Англия и Франция казались ему мощными в военном отношении странами.

— Тем временем СССР продолжал подготовку к войне по всем направлениям…

— Да, уже через пять дней после подписания Пакта о ненападении нарком ВМФ Кузнецов подает в Совнарком записку о необходимости высадить на Шпицбергене летчиков и моряков, создать там базы. Если мы этого не сделаем, то это сделают немцы, отрежут нам путь на Запад, к нашим — дальше следует смешное слово — «нейтралам». Война еще не началась, нельзя было говорить ни о союзниках, ни о противниках.

— Но этого ведь не сделали — не высадились на Шпицберген. По какой причине?

— К сожалению, документ попал на исполнение к Микояну, который ничего не понимал ни в военных, ни в морских делах и гарантировал, что шахты «Арктикугля» на Шпицбергене будут продолжать работу. Он решил, что только это и требуется. Через год, в 1940-м, опять же в августе, Наркомат иностранных дел подает наверх ту же записку: необходимо занять Шпицберген…

— Но уже было поздно: Норвегию оккупировала Германия .

— Да, наша высадка на Шпицбергене означала бы начало войны. Вот вам и вся «агрессивная политика» СССР в 1940 году!

— Кстати, после 22 июня идея высадки на норвежской территории полностью отпала?

— Нет, мы неоднократно заявляли о желании это сделать: Молотов и Сталин настаивали на этом во время переговоров с Иденом и Черчиллем, предлагали высадиться в районе Петсамо — Киркинесс, но англичане не захотели.

— Ладно, оставим союзников. Давно и много говорят о том, что после нападения Германии на Советский Союз Сталин якобы растерялся…

— … и впал в прострацию? Это не так. Просто человек, который ощущал свою ответственность за подготовку страны к обороне, который делал все, чтобы отодвинуть войну, но не смог это сделать по объективным причинам, оказался в подавленном моральном состоянии. Все разговоры о том, что когда к нему приехали Молотов, Берия, Маленков и Микоян, то Микоян якобы прочитал в глазах Сталина страх: а не арестуют ли? Сущая чепуха, чистый вымысел!