Итоги Итоги - Итоги № 43 (2011)

Если бы у Мустафы Джалиля не было точных сведений о вмешательстве во внутриливийский конфликт НАТО, выступать против Каддафи, на стороне которого была армия, набранная из представителей лояльных полковнику племен, он вряд ли бы стал. Прикрывшись же западным военно-воздушным щитом, бывший министр юстиции мог попытаться создать коалицию из разношерстной публики, оказавшейся в рядах повстанцев. Иными словами, Мустафе Джалилю предстояло навести мосты между идейными либералами и упертыми исламистами.

«В личном общении это очень сдержанный, корректный человек, который сначала думает, потом говорит, — рассказывает спецпредставитель президента РФ по сотрудничеству со странами Африки Михаил Маргелов. — Но когда он говорит, постоянно подчеркивает свою приверженность именно исламу как в политике, так и в повседневной жизни, и в юриспруденции. Производит чрезвычайно серьезное впечатление, в первую очередь тем, что в отличие от других членов ПНС, с которыми мне доводилось видеться летом этого года в Бенгази, он абсолютно лишен какой бы то ни было революционной фразеологии».

Осторожность Мустафа Джалиль проявляет не зря. По словам ведущего научного сотрудника Института востоковедения РАН и бывшего посла РФ в Ливии Алексея Подцероба, в стране сейчас большим влиянием пользуется Ливийское исламское движение (ЛИД). Так стала называть себя Ливийская исламская боевая группа, внесенная ООН в список связанных с «Аль-Каидой» террористических группировок. Руководитель ЛИД Абд аль-Хаким биль-Хадж воевал в Афганистане. «Он уже потребовал для своей организации половину мест в будущем правительстве, что не может не беспокоить председателя ПНС Мустафу Абделя Джалиля», — говорит Алексей Подцероб.

Кстати, именно Джалиль в 2010 году отпустил из тюрьмы одного из лидеров этой группировки Абдельхакима Бельхаджа, который потом стал воевать на стороне повстанцев. Дальше — больше. Пока в НАТО обсуждают, когда сворачивать военную операцию в Ливии, Мустафа Джалиль под давлением исламистов, которые публично обвиняют его в чрезмерной умеренности и прозападности, молчаливо соглашается с действующими в стране законами шариата.

Как долго такое раздвоение будет продолжаться, неизвестно. С одной стороны, Ливия, будучи втянутой в полноценную гражданскую войну, в отличие от Египта и Туниса имеет все шансы скатиться к «исламской революции» иранского толка. С другой — НАТО не для того тратит миллиарды евро на военную операцию, чтобы впоследствии не поучаствовать в организации власти в Ливии. И наконец, умеренный исламизм, который представляет Мустафа Абдель Джалиль, — это общая тенденция в постреволюционных арабских странах: и в Тунисе, откуда есть пошла «арабская весна», и в Египте. Возможно, и Мустафе Джалилю удастся превратить Ливию в некий аналог Турции, где исламистская партия который год стоит у руля вполне себе светской страны. В этом заслуженному юристу могут помочь две силы — западная коалиция и большая нефть. Но опасность превращения Джамахирии во второй Афган еще сильнее. Для этого есть все: и «Аль-Каида», и гордые бедуинские кланы, и разрушенная экономика. Куда качнется политический маятник, в ту сторону и склонит голову правоверный мусульманин Мустафа Абдель Джалиль. Ибо таково его кредо — поддерживать сильнейшего.

Артем Никитин

Для премьеры, которая открыла бы историческую сцену Большого театра, выбрали «Руслана и Людмилу» Михаила Глинки. Оно и понятно: для русской музыки Глинка то же самое, что Пушкин для русской литературы. Опер он оставил только две. За верноподданническую «Жизнь за царя» Николай I пожаловал Глинке бриллиантовый перстень. Урезанная до «Ивана Сусанина», она имела статус «советской народной оперы». А «Руслан и Людмила» изначально вышла странненькой. Вроде бы былинный эпос, но уж какой-то негероический. Вроде бы русская мелодика, но скроена по итальянским лекалам. Вроде бы Пушкин, но его ироничный тон то прорывается, то прячется под наслоением музыкальных глыб. Кстати, царская фамилия премьеру «Руслана и Людмилы» не высидела.

Но для первой премьеры исторической сцены лучший оперный режиссер страны Дмитрий Черняков счел творение Глинки подходящим: здесь нет традиционного для масштабных русских опер трагического финала. К тому же у Большого есть своя традиция ее исполнения — девять постановок, более семисот представлений, 165 лет истории!

Первая же сцена показала, что все эти версии-традиции никуда не делись, просто утрамбованы в культурные слои. Взору открывается интерьер княжьих хором с потолком, похожим на атриум Большого театра. Читаются цитаты из нынешней реставрации: сусальная лепнина и византийская помпезность. Сюда же присовокупили не только классические фишки Большого с кафтанами-кокошниками, но и крепостной театр, где девки в сарафанах гудят на золоченом фортепьяно, и советские «Голубые огоньки». Меж накрытых столов бегают ряженые — гигантская Голова, Финн, Наина, малютка Черномор, тут же оператор с камерой и онлайн-проекция на два экрана. Кстати, это уже третий опус в оперном театре, где кафтан главного героя украшает державный двуглавый орел.

Придумав и режиссуру, и сценографию своей постановки, Черняков ни секунды не дает скучать. Едва завернутая в ковер Людмила пропадает с празднества, три ее жениха, сменив княжьи кафтаны на джинсы с куртками, бросаются на поиски. А тут уже и знаменитая ария «О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями». Поначалу эта сцена кажется воплощенной мечтой Владимира Сорокина, предлагавшего затопить Большой дерьмом по самую люстру, но на странных коричневых валунах обнаруживается хор в современном камуфляже. Говорящая Голова соответствует: это не былинный герой, а крутой пахан. Козни Наины воплощает симпатичный бордель, где прелестницы развлекают публику, а вместе с ней и Руслана с Ратмиром. Людмила же мается в стерильном гламурном чертоге Черномора, где вместо «карлы коварной» ее обхаживает современная ВИП-обслуга. Тут нет места умилению. Тайский массаж и шоу барменов с оркестром сменяют хорошо поставленная оргия миманса... в натуральном виде и татуированный стриптизер, играющий всеми мышцами, норовящий затащить Людмилу в постель. В закулисье судачат, что прима Елена Образцова отказалась от партии Наины, увидев именно эту сцену.

И вот тут, в неожиданном месте, Черняков огорошивает пришедшего поразвлечься зрителя, напустив в сказку из позапрошлого века реалий сегодняшнего дня. Неказистый жених Черномор очаровывает избранницу не верностью и храбростью, как в былинное время, а анестезирующим комфортом и сервисом. Но тему любви это не исчерпывает. Транслируя лица несложившейся пары Финна (изумительный американец Чарльз Уоркмен) и Наины (героиня вечера Елена Заремба) в видеозаставках на закрытом занавесе, режиссер дает нам увидеть ход своей мысли крупным планом. Черняков не изменил себе в главном — за самой крошечной сюжетной коллизией он старается увидеть психологию и донести до зала, а близкий к идеалу кастинг очень ему в этом помогает.