Иван Киреевский - Европеец

Само собою разумеется, что должно бы было применить новую форму правления к сему несчастному состоянию дел; что сия форма правления долженствовала бы быть направлена к соединению Бразильцев; что она должна была дать им нравственное и политическое воспитание. Но чтобы дать обитателям Бразилии хартию, составленную в сем духе, нужно было познать их основательно. Дон Педро, постоянно удаляемый родителем его от участия в делах, едва мог знать один Рио-де-Жанейро, город, народонаселение коего, весьма трудное к изучению, представляет странную смесь американцев и португальцев, белых, негров, креолов, людей свободных, отпущенных и рабов. Город, будучи в одно и то же время и колониею, и гаванью, и столицею, и местопребыванием двора, всегда находится под различными и вредными для него влияниями.

Дон Педро, одушевляемый благородными чувствами, искренно желал свободы своему народу. Сия великодушная идея была основанием законодательной грамоты. Хартия утвердила собою начала справедливости, и некоторые статьи оной достойны великой похвалы. Но в ней не было существенного различия со всеми прочими законоположениями сего рода; в ней ничего не было бразильского. Хартия сия столько же приличествовала Мексике, как и Бразилии, Франции, как и Германии.

С самого начала революции толпа людей невежественных, вскормленных в навыке рабства, была внезапно призвана к участию в делах. Страсти, порожденные в одно и то же время и колониальною системою и изнеможенною властию Иоанна VI, вырвались из цепей, ринулись на Бразилию и, казалось, готовы были растерзать ее.

Книгопечатание, это ручательство народного благоустройства, сделалось только органом ненависти и зависти. Мелкие политические сочинения, печатаемые в Бразилии, гнусные и своею плоскостию и личностями, показались бы отвратительными и тем из европейских народов, кои сами переступают через границы благоразумной свободы тиснения. С 1821 года едва ли вышли в Бразилии два или три сочинения, истинно полезные, и страна сия обязана иностранцам тем, что ныне она становится более известною.

Напрасно Дон Педро между окружавшими его придворными искал министров, которые бы могли водворить благоденствие в Бразильской империи. От человека слабого переходил он к человеку порочному и всюду встречался с самою обезнадеживающею ничтожностию.

Некоторые из нас видели в Париже военного министра, высланного бразильским правительством. Вряд ли последний из наших полков согласился бы принять его капралом. Уже столько людей неспособных получали один за другим высшие правительственные места, что нечему удивляться, если большая часть бразильцев стараются теперь сделаться министрами, каждый в свою очередь. С другой стороны, Дон Педро в царствование свое встретился с таким множеством людей порочных, что после сего, может быть, для него извинительно — не верить более ни чести, ни правоте.

Правительству невозможно было постоянно следовать одной единообразной системе при беспрестанной перемене министров. За действием власти, сильным и решительным, следовало действие слабости.

Правительство шло неровными скачками и на каждом шагу теряло прежде приобретенное им уважение.

Несмотря на то, в Бразилии обнаруживались некоторые успехи в общественной жизни; но этим обязана она была не столько свободе в своих торговых сношениях, в особенности своему благодетельному климату, быстро произращающему на необозримом пространстве все семена естественного богатства.

Лудвиг XIV и Петр Великий призвали ученых иностранцев для просвещения своих народов. Счастливые следствия сих мер весьма известны. Вначале и бразильское правительство имело мысль обратить себе в пользу просвещение образованнейших наций. Но вместо того, чтобы призвать в Бразилию ученых профессоров, которые, преподавая уроки многочисленным слушателям, распространили бы в народе полезные сведения, они отправили во Францию молодых бразильцев, издержали на них большие деньги и дали им приказание сделаться учеными. Может быть, цель правительства и могла бы отчасти быть достигнута, если бы, вызвав желающих на места пансионеров, подвергнул и их приличному испытанию и, таким образом, отправили бы во Францию юношей. более других образованных и трудолюбивых. Но одни происки и непотизм управляли сим выбором, и сильные тогда люди посылали в Европу своих родных и людей им преданных, а в этом числе находились молодые люди, которым бы не лишнее было поучиться грамматике и арифметике. Пансионеры наслаждались на счет своих соотечественников всеми удовольствиями Парижа; напоследок бразильскому правительству наскучили большие на них издержки, и оно, с такою же грубостию, с какою прежде неразборчивою поспешностью отправило их в Европу, предписало этим молодым людям, не весьма, впрочем, жадным к познаниям, возвратиться из Парижа в Бразилию.

Не одно это обстоятельство доказывает, что бразильское правительство было не совсем равнодушно к успехам просвещения; оно вознамерилось наградить некоторых знаменитых иностранцев, и выбор его пал на людей, которым никто не может отказать в превосходстве дарования. Но как правительству невозможно было отличить наградами все роды заслуг, то, вероятно, подумают, что оно отдало преимущество, например, А. Гумбольту [8] [8] Гумбольт — Гумбольдт Александр (1769–1859), не мецкий естествоиспытатель, географ и путешественник. , которому американский материк столько обязан; или тем ученым, которые, подобно Спиксу [9] [9] Спикс (Шпике) Иоганн Баптист фон (1781–1826) — ботаник и зоолог, участник «Австро-баварской научной экспедиции», вместе с К. Марциусом (см. примеч. 11) совершил в 1817–1820 гг. путешествие в Бразилию и оставил ее обширное описание, вышедшее в Мюнхене в 1823–1831 гг. , Полю [10] [10] Поль Иоганн Эммануэль (1782–1834) — натуралист, участник «Австро-баварской научной экспедиции», исследовал внутренние области бразильского плато, материалы этого исследования опубликовал в книге «Путешествие во внутреннюю Бразилию» (Вена, 1822–1827. В 2 т.). и Марциусу [11] [11] Марциус Карл Фридрих Филипп фон (1798–1868) — немецкий ботаник, совершивший в 1817–1820 гг. путешествие в Бразилию и оставивший ее обширное описание. , предпочтительно старались дать верное понятие о Бразилии, о ее произведениях и богатствах; или, наконец, людям, исследования и наблюдения коих имели великое влияние на успехи полезнейших наук и способствовали благосостоянию всех народов, — людям, каков наприм.: Кювье [12] [12] Кювье Жорж (1769–1832) — французский зоолог, , Ге-Люсак [13] [13] Ге-Люссак — Гей Люссак Жозеф Луи (1778–1850), французский физик и химик. , Деви [14] [14] Деви Хемфри (1778–1829) — английский химик. , Ампер [15] [15] Ампер Андре Мари (1775–1836) — французский физик и математик, один из основоположников электродинамики. , Пуасон [16] [16] Пуасон Симеон Дени (1781–1840) — французский математик, механик и физик. , Араго [17] [17] Араго Доминик Франсуа (1786–1853) — французский ученый и политический деятель. и Берцелиус [18] [18] Берцелиус Йене Якоб (1779–1848) — шведский химик и минералог. Нет, не сим ученым мужам бразильское правительство оказало знаки своего благоволения: выбор его пал на Скриба [19] [19] Скриб Эжен (1791–1861) — французский драматург. и Россини 54* 54 Примеч. Аббат Мануэль Айрес де Казаль [21] , отец бразильской географии, томился в бедности в Лисабоне, не имея даже средств напечатать второе издание своего превосходного сочинения о Бразилии. [20] [20] Россини Джоаккино (1792–1868) — итальянский композитор. .