Теренс Маккенна - ПИЩА БОГОВ

Недавние генетические находки Луиджи Кавалли-Сфорца и Аллана Уилсона в Беркли тоже, кажется, поддерживают данный вывод. Эти исследователи сделали анализ групп крови живых популяций и проследили их генетические корни. В результате они пришли к заключению, что существует тесная генетическая связь между говорящими на афроазиатских и индоевропейских языках. Их работа поддерживает также мнение о том, что популяции с языковыми корнями из Африки жили на Анатолийском плато задолго до появления индоевропейцев. Развитие Чатал-Хююка было остановлено именно по причине глубокой связи этой культуры с Богиней-Матерью. Оргиастическая психоделическая религия с поклонением Богине-Матери сделала культуру Чатала анафемой для нового стиля владычества, стиля войн и иерархии. Это был культурный стиль, который пришел внезапно, без предупреждения; приручение лошадей и изобретение колеса впервые позволило индоевропейским племенам продвинуться в южном направлении от гор Загрос. Грабительское нашествие конников принесло с собой стиль владычества в Анатолию и раздавило своими копытами последнюю великую партнерскую цивилизацию. Скотоводство сменил грабеж; культ медовухи вконец довершил процесс вытеснения потребления гриба; человеческие цари-боги заняли место религии Богини.

Однако во время наибольшего расцвета своей культуры Чатал-Хююк являлся олицетворением самого прогрессивного и последовательного выражения религиозного чувства в мире. Мы располагаем слишком ограниченными данными для того, чтобы восстановить характер совершавшихся культовых обрядов, но одно лишь количество алтарей по отношению к общему числу помещений свидетельствует о культуре, поглощенной религиозными обрядами. Мы знаем, что это был культ тотемных животных – грифа, гепарда, а также культ быка или коровы, всегда стоявший на первом месте. Более поздние религии древнего Среднего Востока были культами духа быка, но мы не можем это предположить относительно Чатал-Хююка. Высеченные из камня головы крупного рогатого скота, выступающие в алтарях Чатал-Хююка, неопределенны в смысле пола и могут олицетворять собой быков, коров или просто крупный рогатый скот вообще. Однако преобладание в алтарях женской символики (к примеру, груди лепной работы, размещенные явно произвольно) подавляюще. Это говорит о том, что церковными служителями, возможно, были женщины. Наличие встроенных “откидных мест” в некоторых алтарях наводит на мысль о том, что лечение или акушерство в шаманском стиле могло быть составной частью ритуалов.

В культе Великой Богини и крупного рогатого скота позднего неолита невозможно не заметить определенного признания гриба в качестве третьего и скрытого члена своего рода шаманской троицы. Гриб, так же как молоко, мясо и навоз, считавшийся продуктом скотоводства, был очень рано признан физическим средством связи с присутствием Богини. Это – тайна, утраченная каких-нибудь шесть тысячелетий назад с закатом Чатал-Хююка.

Я в общем согласен с точкой зрения Эйслер, выраженной в ее книге “Кубок и клинок” , и надеюсь лишь несколько расширить ее аргументацию, задав следующий вопрос: “Какой же фактор сохранял в равновесии партнерские общества позднего неолита, а затем, исчезнув, обеспечил место для возникновения эволюционно неприспособленной модели владычества?”

В своих размышлениях на эту тему я руководствовался убеждением, что глубина отношения группы людей к гнозису Трансцендентного Иного, общность жизни органической, характерная для поклонения Гее, определяет силу связи группы с архетипом Богини, а следовательно, и с партнерским стилем общественной организации. Я основываю это предположение на наблюдениях жизни шаманов в Амазонии, а также на наблюдениях о влиянии растительных галлюциногенов на мою собственную психологию и на психологию моих сверстников. Гнозис растворяющих все границы галлюциногенов перестал питать основной поток западной мысли задолго до конца минойской эры (около 850 г. до н. э.). На Крите и вблизи Греции осознание растительного логоса сохранялось как эзотеричное и ослабленное присутствие до тех пор, пока элевсинские мистерии не были наконец пресечены фанатичными христианскими варварами в 268 г. н. э. / R. Gordon Wasson, Albert Hofmann, and Carl Ruck. The Road to Eleusi amp; (New York: Harcourt Brace Jovanovich, 1978)/ Следствием этой прерванной связи является мир современный – планета, умирающая при нравственной анестезии.

Илл. 12. “ Составление ведьмовской мази” Ганса Бальдунга. 1514 г. Демонстрация средневекового женоненавистничества. Коллекция Манселла. С любезного разрешения Библиотеки Фитца Хью Ладлоу.

Прошедшие века отличаются подавлением женского начала и познания природного мира. Церковь позднего средневековья, предпринявшая великое сожжение ведьм, стремилась приписать всю магию и возникновение психических расстройств дьяволу. По этой причине она запрещала пользоваться растениями типа дурмана, беладонны и аконита в ночных действиях практикующих ведовство. А использоваться они могли широко: в летучих притираниях и магических мазях, которые составлялись из корней и семян дурмана, из частей этого растения, богатых алкалоидами тропана, вызывающими бредовое состояние. Когда снадобье накладывалось на тело ведьмы, оно вызывало состояние крайнего психического расстройства и бреда. Трактовка этой темы Гансом Бальдунгом (илл. 12) не оставляет сомнений в том ужасе перед Иным, который проецировался средневековым умом на образ женщины в состоянии опьянения. Но в отчетах инквизиции центральная роль растений никогда не выделялась. В конце концов, церковь совершенно не была заинтересована в такого рода дьяволе – фигуре настолько слабой, что он, дабы устраивать свои козни, вынужден полагаться на простые травы. Дьявол должен быть достойным противником Христа, а следовательно, почти равным.

Мы вынуждены допустить, что роль изменяющих состояние ума растений в некоторых полетах ведьм не только не акцентировалась, но по определенной причине даже замалчивалась. Если бы этого не делалось, то естественное объяснение подобных феноменов само собой бы пришло на ум как нечто действительно предложенное цитируемыми здесь врачами, философами и магами – такими, как Порта, Вейер и Карданус. Тогда дьяволу досталась бы лишь весьма скромная роль, а то и вовсе никакой. Если бы ему отвели роль всего лишь карнавального фокусника, вызывающего в голове у ведьм обычные иллюзии, он не мог бы выполнять предназначенную ему функцию, а именно функцию могущественного врага и соблазнителя рода христианского. / Hans Peter Duerr, Dreamtime: Concerning the Boundary between Wilderness and Civilization (Oxford: Basil Blackwell, 1985). p. 4/