Николай Зенькович - Тайны ушедшего века. Сенсации. Антисенсации. Суперсенсации

Уважаемый Вадим Викторович!

После всего происшедшего, да и в моем положении заключенного, считаю в моральном отношении не вправе обращаться к коллективу органов безопасности, доверие которого не оправдал, с просьбой о каком-либо снисхождении. Но убедительно прошу не оценивать всю мою жизнь только по августу 1991 года.

С уважением

Из записей министра обороны Д. Язова в «Матросской тишине»:

«23.8.91 — пятница.

Всему конец, имею в виду собственную жизнь. Утром снял мундир Маршала Советского Союза. Поделом! Так и надо. Чего добивался? Прослужив 60 лет, я не отличил от политической проститутки себя — солдата, прошедшего войну.

24.8.91.

Слушаю в одиночной камере радио о событиях 19, 20, 21 в Москве. Понял, как я был далек от народа. Сформированное мнение о развале государства, о нищете — я полагал, что это разделяет народ. Нет, народ не принял Обращения. Народ политизирован, почувствовал свободу, а мы полагали совершенно обратное. Я стал игрушкой в руках политиканов!..

М. С. Горбачев: „Прощения не будет!“ — комментарии излишни. Осуждают все. Хорошо, что идет единение народа».

Из протокола допроса Председателя Верховного Совета СССР А. Лукьянова от 24 августа 1991 года:

— Что вам известно о событиях, которые происходили в стране с 18 августа по сегодняшний день? Какова ваша роль в этих событиях?

— Я начну с роли. Я должен сказать честно, что никаким организатором, а тем более идейным вдохновителем заговора, как пишет пресса, я не был и быть не мог. Меня не было здесь с 30 июля до 18 августа. Я находился сначала в командировке, а потом сразу же вылетел с разрешения Михаила Сергеевича в отпуск на Валдай.

Свидетельствует Д. Язов:

— Я ответил Лукьянову, что никакого у нас плана нет. «Но почему же, есть у нас план», — сказал Крючков. Но я-то знал, что у нас ничего нет, кроме этих шпаргалок, которые зачитывались в субботу на «АБЦ». Я вообще не считал это планом и знал четко и ясно, что на самом деле у нас никакого плана нет…

Свидетельствует исполняющий обязанности премьер-министра Украины К. Масик:

— Варенников вынул из папки ксерокопию постановления ГКЧП номер один и стал в солдафонской манере излагать его отдельные статьи. Он потребовал от нас сплотиться как никогда. Организовать движение транспортных средств и проводить их досмотр, вводить комендантский час. Я сослался на закон СССР «О правовом режиме чрезвычайного положения в СССР», который предусматривает введение ЧП в союзных республиках только с согласия Верховных Советов этих республик. Варенников оборвал меня и заявил: «Вы не обратились, так мы поможем». Далее он дословно сказал: «На Западной Украине нет советской власти, сплошной „Рух“. В западных областях надо ввести чрезвычайное положение. Прекратить забастовки. Закрыть все партии, кроме КПСС, их газеты, прекратить и разгонять митинги. Вам надо принять экстренные меры, чтобы не сложилось мнение, что вы идете прежним курсом…»

Свидетельствует главный конструктор КБ «Новатор» В. Смирнов:

— В начале февраля 1991 года я вместе с Тизяковым летел в одном самолете в командировку в Москву. Тизяков сидел в кресле, расположенном впереди меня. Он что-то сосредоточенно писал. В просвет между креслами я увидел раскрытую страницу блокнота. На ней по пунктам излагался план заговора с целью реорганизации структуры управления страной. Как я понял, вся власть в СССР должна была перейти к ВКУ (Временный комитет управления СССР — первоначальное название ГКЧП), президент должен был только исполнять волю этого органа. Когда Тизяков перелистывал страницу блокнота, мое внимание под пунктом 19 привлекла запись: «Нападки на армию, КПСС, КГБ, МВД. Выяснить, кто. Составить списки». После того как полет закончился, я поделился увиденным с главным инженером КБ «Новатор» Вячеславом Горбаренко.

Свидетельствует заместитель министра обороны СССР генерал-полковник В. Ачалов:

— Перед коллегией Министерства обороны, назначенной на восемь утра Язовым, я стал свидетелем его разговора с Крючковым. Разговор был жесткий. Язов говорил в трубку: «Я выхожу из игры. Сейчас собирается коллегия, которая примет решение о выводе войск из Москвы. Ни на какие совещания к вам я не поеду!»

Из протокола допроса Д. Язова:

— …Бакланов возмутился: зачем, дескать, в таком случае надо было начинать? «Что ж, мы начали, чтобы стрелять? — спросил я и сказал: — Умели напакостить, надо уметь и отвечать…»

— Как он реагировал на это?

— Бурно. Все реагировали очень бурно.

— Как вы думаете, в чем заключалась миссия приехавших?

— Уговорить меня продолжать действовать.

— Кто конкретно призывал к этому?

— Крючков призывал, говорил, что не все потеряно, что нужно вести какую-то «вязкую борьбу». Тизяков, несколько нервничая, высказал в мой адрес целую тираду: «Я… воевал, прошел фронт. У меня нет никого. Только приемный сын. Он один проживет. Я готов на плаху. Но то, что вы, Дмитрий Тимофеевич, сделали, — это подлость…» Прокофьев начал: «Я провел совещание, обнадежил людей, а вы предаете…» Спрашиваю: «Ну, хорошо, скажи, что делать? Стрелять?..» Предложил лететь к Горбачеву. «Другого выхода нет, не понимаете, что ли?» — спрашиваю их. Кто-то вспомнил о Лукьянове, дескать, надо с ним обсудить обстановку. Я Крючкову говорю: «Вы все знаете, кто где находится. Звоните ему». Ну, в общем, переругались. Подтверждаю слова Ельцина: «Как пауки в банке». Прокофьев все петушился: «Дайте мне пистолет, я лучше застрелюсь…»

Из показаний заместителя министра внутренних дел СССР генерала Б. Громова:

— В 20 часов 30 минут я вместе с Шиловым зашел в кабинет Пуго. Мы сказали, что никакие его распоряжения и приказы выполнять не будем. Пуго улыбнулся, пожал плечами и сказал: «Какой я дурак, что поверил Крючкову и послушал его». Мы с ним попрощались и ушли. Это была моя последняя встреча с Пуго…

Можно представить, что испытали бы при чтении приведенных выше выдержек из многотомного следственного дела ГКЧП Ленин, Сталин, Хрущев, Брежнев, Андропов.

Хрущев свалил Берию, возглавлявшего государственную безопасность, с помощью одних только военных. ГКЧП имел в своем распоряжении обе силы — КГБ и Министерство обороны — и не сумел удержать власть. Система вырождалась? Или ей помогали умереть?

Термин «пятая колонна» возник в ХХ веке с легкой руки франкистского генерала Э. Мола, который во время гражданской войны в Испании (1936–1939) командовал четырьмя колоннами, наступавшими на Мадрид.

— У меня есть еще пятая колонна в самом городе, — заявил по радио мятежный генерал.

Он имел в виду свою агентуру, которая занималась сбором различных сведений, диверсиями, саботажем и в решающий момент должна была нанести удар с тыла.