Газета День Литературы - Газета День Литературы # 181 (2011 9)

Но вернёмся теперь к нашим запутанным временам и давайте подумаем вместе над нелёгким вопросом, над которым упорно бились столетиями раньше и бьются нынче очень многие "инженеры человеческих душ": как совместить высокий полёт творческих исканий и жёсткие реалии жизненных обстоятельств, когда без денег элементарно не решишь ни один пустяковый вопрос, не говоря уже о возделывании благородной литературной нивы. Помните, даже великий Пушкин, который, как известно, не вылезал из больших долгов, страдательно и одновременно скорбно-иронично говаривал: "Без денег, дружок, и независимость зависит..." Но что примечательно, будучи при царе и при дворе, он не был лакействующим, услужливым придворным поэтом, не писал "под заказ", – сохранил лицо, достоинство высшего порядка и, самое главное, до конца остался творцом высочайшего духа, а не златого тельца!..

Ю.К.:Я хорошо помню ваше, Владимир Александрович, доброе, рассудительное письмо, в котором вы предлагали мне деликатно, не наступая на собственное самолюбие, протоптать стёжку-дорожку к власть имущим господам с целью разрешения своих материальных, нелёгких, прямо скажу, жизненных обстоятельств – во имя литературы и для литературы. Разумеется, суждение ваше справедливо, ибо оно верно, однако же только отчасти. Это очень важная позиция, на которой я хотел бы перед вами определиться.

Деньги – это, конечно, хорошо, открещиваться от них не надо. Но если б я ставил перед собой такую цель – непременно иметь много денег, то я занялся бы более доходным делом – жульничеством, коммерцией или разбоем.

Моя цель более благородна: я хочу обрести бессмертие. Ни больше, ни меньше. Я хочу, чтоб обо мне помнили после того, как я завершу свой земной путь... чтоб написанное мною волновало людские души... чтоб голос мой был слышен и сотни лет спустя... чтоб ко мне обращались умами и сердцами, как к близкому человеку...

А само достижение этой цели чрезвычайно увлекательно. Я этим дышу. Для меня сочинительство сопряжено с тем глубоким чувством, которое сродни влюблённости при том, что любовь взаимна, а это удел избранных. Я напомню страстное моление Гоголя, обращённое к своему гению:

"О, не разлучайся со мной! Живи на земле со мной хотя два часа каждый день, как прекрасный брат мой! Я совершу, я совершу! Жизнь кипит во мне. Труды мои будут вдохновенны. Над ними будет веять недоступное земле божество. Я совершу! О, поцелуй и благослови меня!"

А вы, доктор, академик, лауреат, толкуете мне о деньгах... Как вы приземлены, Владимир Александрович! Писательство – дело более серьёзное, нежели просто земное бытие, – оно на другом, поднебесном уровне. Между небом и землёй только писатель, а больше никого. Итак, руководствуйтесь этим, и забудьте о деньгах. Нет, как живой человек, я, естественно, кое в чём припадаю к земному, насущному. Я последовал вашему доброму совету, обратился к тверскому губернатору Зеленину, но не с жалкой просьбой подать милостыню нищему русскому писателю, а с целью пробудить в нём осознание полубожественной природы писательского творчества. Ну, а деньги... что ж, они нужны на хлеб и бумагу, на гусиное перо... Из-за кризиса же пусть тревожатся те, у кого денег много. А у меня их нет. Дети должны родиться на свет и книги писаться, несмотря на войны, землетрясения и кризисы. Будем держать голову высоко... пока её не покроют волны.

Георгий НИКОЛАЕВ. Загадка Есенина. Роман-эссе. - М., Зебра Е; 2011, 512 с.

В московскую жару 2010 года мой друг Георгий Ильич Николаев покинул нас навсегда. Но осталась его последняя, как завещание, книга, над которой писатель работал до финального дня жизни. Я скажу о ней совсем чуть-чуть: вы ведь её прочитаете. Мне предстоит лишь обозначить точки вашего раздражения, когда вам захочется, как и мне (лет 25 назад), отложить книгу с восклицанием: "Да что он выдумывает? При чём здесь Новалис? Гёте? Шопенгауэр? Это что? Бред сумасшедшего!"

Остыньте. Я вас предупредил, ибо сам прошёл через подобные всплески эмоций давным-давно, пока не увидел, что эти мысли и рассуждения имеют право на существование, поскольку у них есть общий знаменатель.

Для германиста и переводчика Георгия Николаева было естественным сравнить обожаемого Сергея Есенина с любимыми немецкими писателями, поэтами и философами. У меня выписано море цитат из романа. Отчёркнуты места, с которыми я спорил, но согласился. И другие, – которые так и зависли в состоянии незавершённого спора.

Он анатомирует стихи и сравнивает их с другими. Он анатомирует взгляды разных философов и поэтов. Он ведёт спор о сути поэзии, науки, религии, идеологии. О материальном и духовном. О женщине и её роли в мире. О жизни и смерти. О сочетании мифов и реальности.

Да, это роман о Есенине. Но это роман и о самом Георгии Николаеве, никогда и нигде не скрывавшем своих взглядов. В тексте, как в проявителе, сквозь все события, сквозь всю вселенную мыслей, грубо и зримо прорисовывается трагическая фигура самого автора.

Когда вы дочитаете эту книгу, вы обретёте друга.

Стихи, которые народ ценит и запоминает, всегда о любви: к Родине, Богу, человеку. Владимир Шемшученко распахнул врата своей поэзии для простых людей и обыденных ситуаций. Но, как всякий талантливый творец, рассмотрел в образах обыденных приметы вечности, Божью искру и суть русской истории. Ранний опыт главного лирического героя суров и, кажется, автобиографичен. Впрочем, автор должен уметь смотреть на мир глазами выдуманных персонажей: "Любил я блатные словечки И драки квартал на квартал. И жизнь не плясала от печки, А волчий являла оскал". Водка, драка, осознание одиночества среди дикого размаха евразийских просторов – пульс реальной жизни: "Юность в отчем краю бесшабашной была – наше вам… из карлаговских мест. Я из дома ушёл, закусив удила, А очнулся – трелёвка окрест. Я погнал своё время, пустил его вскачь – Эка невидаль – лесоповал! – Ел подёнщины хлеб, пил вино неудач, Протрезвившись, ещё наливал".

В упоминаниях о лагерях, татуировках, отсидевших родных и друзьях невольно замечаем интонации шансона. Поэт утверждает, что не любит блатных песен, однако стихи говорят обратное, может, просто признаваться в симпатии к шансону – дурной тон? Но в народе такие песни популярны. Тем более, что у поэта это лишь поверхностный слой рискованного опыта, скрывающий глубину философских смыслов.

Прослеживая путь лирического героя далее, узнаём, что вырос он в Азии, но всегда чувствовал себя чужим на Востоке. Время раскола СССР отразилось на его судьбе, вынудив уехать в Россию. В стихах, где упоминается Восток, нет ностальгии, скорее тревога, страх – с Востоком к русскому миру подступают и проблемы: "Южный ветер хохочет в трубе водосточной, По разбойничьи свищет и рвёт провода… Всё назойливей запахи кухни восточной, Но немногие знают – так пахнет беда". "А нечисть ползла и ползла, Душа цепенела от страха… И вот – ни двора, ни кола, И русские верят в Аллаха". Но есть и "старый казах, который не выдал толпе иноверца". И констатация исторического возмездия: "Смейтесь, братья мои! Нам ли нынче стонать и сутулиться! Смейтесь, сёстры мои! Вы затмили достойнейших жён! Посмотрите в окно… Кто метёт и скребёт наши улицы? Это дети оравших в безумии: "Русские, вон!".