Газета День Литературы - Газета День Литературы # 179 (2011 7)

В роман входит мессианская идея, переосмысленная в социальном и национальном ключе, но сохраняющая отдельные, "брезжущие" евангельские ассоциации. Так, Нюрочка прекрасно понимает все опасности и трудности, ждущие сына на его пути. "Саня, тайно и прилежно мы вырастим тебя, мой милый, здесь, в бараке, среди могильных венков…". " Пусть никто пока не знает, для чего ты пришёл в такой мир – в мир наглых людей без чести и совести". "Но, окрепнув и возмужав, однажды ты потребуешь ответа от них – от всех, кто решает, и решает, и решает, что русские – хлам…". "У них другой бог. Их бог – рогатый бог стяжателей. Твой Бог – всемогущий Бог изгоев". "Расти, Саня. Придёт наше время. Когда-нибудь. Слышишь?.. Оно так долго не приходило! Так долго, что… Придёт".

Надежды Нюрочки подкрепляются символическим рядом знамений и пророчеств, которые либо непосредственно связаны с евангельской образностью, либо выражаются в форме сновидений и размышлений героев.

В частности, в романе возникает аналогия с Вифлеемской звездой, которая, правда, не сама собой появляется на небе, но исходит с земли: "Вдруг нежданный тончайший лёгкий луч изошёл ввысь. Он легко пронзил несусветную толщу тьмы: серебряная крошечная пробоина неуверенно заиграла в небе – яркая, будто искра, единственная на небосклоне. То закричал, заплакал её Саня!".

Мудрый Жорес, размышляющий о судьбе Державы и своего гибнущего рода, тоже верит в приход человека, "который одолеет врагов равенства – хищных врагов народа, растерянного теперь и уставшего выбирать свой путь..." И, "кажется, уже родился тот, кого ждут обнищавшие".

Ключевым звеном в этой череде пророчеств и знамений является напутствие Сане со стороны монаха Порфирия, который видит ребёнка в первый раз, но сразу осознаёт его грядущую миссию: "…достойно совершити подвиг, возложенный на тя… Облекся еси во вся оружия… стал на брань противу миродержателей века сего… Препоясав чресла своя истиною и облекшись в броню правды…". Такую молитву читает он над "воином Христовым". "Воин – здесь пребывает, а Спаситель – там, над нами. Быстрой дорогой воин к Нему идёт, суровой дорогой…"

Финал романа открыт, как открыта текущая история, как открыта судьба всего простого русского народа, которую он должен, наконец, научиться вершить своим умом и собственными руками. В этом основной пафос яркого про- изведения Веры Галактионовой, настоящего патриота-державника и мастера самобытной художественной формы.

КОКТЕБЕЛЬСКИЙ ПАРАПЕТ

Приморский парапет – дом молодости нашей,

Оставил яркий след, был к творчеству так мил,

Казалось нам, что нет для встречи места краше,

О, скольких он людей вокруг объединил!

Давайте же, друзья, забудем хоть на время

Различие в чинах и возрастных границ

И возродимся вновь в восторженное племя

Поклонников вина и сказочных девиц!

***

Я проснулся – есть вино,

Но один, в своей постели...

Стало ясно, что давно,

Не бывал я в Коктебеле.

ЭЛЕКСИР ЖИЗНИ

Как долго жизни смысл искал,

В тех поисках одно запомнил:

Я грустен, если пуст бокал,

И бодр – когда бокал наполнен!

ПЕРЕБОР

Когда я в хмельном огне,

Да к тому же не знаю меры,

Достаются вечно мне

То гетеры, то мегеры.

ДВА МУЖСКИХ ВЗГЛЯДА НА ОДНУ ЖЕНЩИНУ

И в день рабочий счастьем полнится душа,

Когда на службе нахожусь с тобою рядом.

“Во всех ты, душенька, нарядах хороша”,

Но, полагаю, ещё лучше без нарядов!

В белье тебя увидев нижнем,

Решил, что лучше пролететь,

Как та “фанера над Парижем”,

Чем без белья тебя узреть...

***

Запретный плод, конечно, слаще

(Пресны общественные нравы),

Вот почему гораздо чаще

Хожу налево, чем направо.

***

По капле из себя раба давил,

Своих душевных не жалея сил.

Когда ж наполнился трёхведерный бидон,

Попробовал – чистейший самогон.

***

Моё признание не шутка:

Я – раб страстей. я – раб желудка,

Но иногда и – господин:

Когда в постели я один.

***

Эх, в прошлое сходить бы, похмелиться.

На несколько часов, не насовсем.

Вернувшись с колбасою за рубль тридцать

И водкою за два восемьдесят семь!

***

Когда тебе не пишется,

Когда на сердце гнёт,

Когда мотив не слышится

И не зовёт в полёт,

Читай поэтов книжицы

В полуночной тиши.

Когда тебе не пишется,

Тогда и... не пиши.

МЕЦЕНАТУ

Помоги, товарищ, мне

Хоть в неделю раз забыться,

Может, я в хмельном огне

Изловлю свою синицу...

Обойдусь без журавлих,

Хватит мне с икрою хлеба.

И, чтоб не стремился в небо, –

Три бутылки на двоих...

МЕДОСМОТР

Жил беззаботно, без печали,

Ел вдоволь, пил, гулял немало,

Покуда время не настало

Мне познакомиться с врачами....

И эти, в белом, эскулапы,

Легко: всего лишь за полгода,

В свои переложили лапы

Мои укромные доходы.

***

Ах, Карадаг – мой амулет!

Мильоннолетнее виденье,

Ты для меня десятки лет –

Любви родник и вдохновенья.

Но троп к тебе сегодня нет,

Что единили наши души.

Резной узор скалистой суши

Лишь красит утренний рассвет.

ПРОЗРЕНИЕ

Мой друг! На склонах Меганома

Постиг я суть закона Ома.

А в бухте у Хамелеона

Был покорён бином Ньютона.

Возле Шаляпинского грота

Без Бойля спорил с Мариоттом...

Я стал бы гений на века,

Не выпей литр коньяка.

***

Дрожит горизонт за лесом,

Торопится стать ничем.

Шампанского – хоть залейся,

Хочу им поить грачей,

Чтоб пена жила на клювах

Сознанием правоты,

И чтоб возвращалось к людям

Желание высоты,

Чтоб небо, как покрывало,

Под утро сорвать я мог,

Чтоб ты в мою жизнь впадала,

Как самый большой приток.

Шампанское – весть благая,

Которую знают все.

Хочу, чтобы ты, нагая,

Пошла за мной по росе,

А после со мной летала

С улыбкой от облаков,

К другим облакам, где мало

Народу, но тьма веков.

Из тёмной вселенной этой

Нащупывал Бог слова.

Ты песни моей неспетой

Не помнишь, и ты права.

Напрягся бокал всей осью,

Коснёшься – и сразу в крик.

А грач, что забыл про осень,

Отчаялся и охрип.

Истлели в руках фиалки,

Закатам – пора шалеть.

Враги – не страшны и жалки,

Друзей же нельзя жалеть.

Ты раны мои залечишь,

Сойдя навсегда с пути.

Шампанского хоть залейся!

Не слушай меня, лети!

Бокалы сомкнём, отметим,

Что кровь с виноградом врозь.

И ты между тем и этим –

Огромная в сердце гроздь.

***

Прошлогодней давности стихи,

Как на удивление, тихи.