Павел Сутулин - Загадочная Отечественная война

3. Экипаж должен состоять из коммунистов, комсомольцев и непартийных большевиков, воспитанных в духе ненависти к врагу и непреклонной воли к победе» [216] ЦАМО. Ф. 32, оп. 920265, д. 3, л. 186. Подлинник. Документ опубликован в сети Интернет Г. Пернавским. .

Вслед за танковыми войсками и авиацией отбирались призывники в войска НКВД, конницу, артиллерию, а вот все, кто не проходил такой отбор, отправлялись на комплектование пехоты. «Получается то, что к этой тяжелой службе в пехоте приходит молодежь нашей страны после отсева от комплектования авиации, артиллерии, танковых частей, конницы, инженерных частей, частей местной охраны и т. д. В результате слабый, малорослый боец» [217] Из выступления генерал-лейтенанта И. Н. Музыченко на совещании высшего командного состава РККА, декабрь 1940 года. Текст опубликован на сайте «Военная литература» http://militera.lib.ru/docs/da/sov-new-1940/1.1.html , — констатировал в декабре 1940 года советский генерал.

Таким образом, лучшие представители нового советского общества группировались в элитных, отборных войсках, представители старого, традиционного общества, считавшиеся неблагонадежными, зачастую направлялись во вспомогательные части, а основную массу пехоты составляли представители «болота».

Общественное разделение отражалось и на отношениях между военнослужащими. Если в элитных войсках хорошим командирам удавалось сколотить крепкие и даже дружные коллективы, то в пехоте все обстояло по-другому — красноармейцы сторонились друг друга, часто имело место некоторое отчуждение от командного и особенно от политического состава. Это порождало атмосферу взаимного недоверия, что отнюдь не способствовало укреплению стойкости войск.

Поскольку советское и традиционное общества основывались на разных ценностных системах, то и восприятие войны у них было разным. Ниже подробно рассмотрим особенности этого восприятия в каждой из групп, а пока укажем, что эта разность, порожденная разницей мировоззрения, сама по себе несла опасность, ибо не позволяла появиться единому осмыслению такого события, как война. Люди, одетые в одну форму, стоящие в одном строю, совершенно по-разному воспринимали войну, что не позволяло добиться единомыслия, единого боевого духа — необходимого условия успешного ведения боя.

Состояние советскогообщества описал Константин Симонов на первых страницах своего знаменитого романа «Живые и мертвые»:

«Казалось бы, все давно ждали войны, и все-таки в последнюю минуту она обрушилась как снег на голову; очевидно, вполне подготовиться к такому огромному несчастью вообще невозможно» [218] Симонов К. М. Живые и мертвые. Роман в трех книгах. М.,1994. Кн. 1. С. 11. .

Среди молодого поколения господствовало представление о грядущей войне, как войне прежде всего классовой, революционной. Противника рассматривали именно с этой точки зрения — как противника идеологического, отсюда такие названия врагов, как белофинны и белополяки. Поэтому в солдатах империалистических держав видели прежде всего «братьев по классу», нуждающихся в освобождении, причем, более того, ждущих его. Именно в таком духе выдержан популярный в те годы роман Николая Шпанова «Первый удар». В соответствии с этой парадигмой война должна была быть недолгой и проходить «малой кровью и на чужой территории».

В январе 1941 года начальник Главного Политического управления РККА Запорожец написал объемную докладную записку на имя наркома обороны, в которой, характеризуя настроения красноармейцев, отмечал:

«Глубоко укоренился вредный предрассудок, что будто бы в случае войны население воюющих с нами стран обязательно и чуть ли не поголовно восстанет против своей буржуазии, а на долю Красной Армии останется лишь пройтись по стране противника триумфальным маршем и установить советскую власть» [219] 1941 год. Документы. Книга первая. М.: Демократия. С. 577 и далее. .

В начале войны эти настроения расцвели пышным цветом:

«Один из танкистов поинтересовался германским пролетариатом — не восстал ли он против фашизма. Горячо спорили о сроках войны. Над тем, кто сказал „полгода“, посмеялись, обозвали маловером» [220] Попель Н. К. В тяжкую пору. М.-СПб., 2001. С. 31. Разговор происходил в 34-й танковой дивизии 8-го мк в первый день войны. .

«Конечно, спорили о судьбе Германии, о том, как скоро немецкий рабочий класс свергнет Гитлера; о том, как быстро в случае нападения Германии на Советский Союз немецкие солдаты — „рабочие и крестьяне в солдатских шинелях“ — повернут оружие против своих классовых врагов. Да, именно как быстро, а не вообще — повернут или нет. Спорили об этом даже в июне и июле 1941 года (выделено мной. — А. М. )» [221] Безыменский Л. А. Сталин и Гитлер перед схваткой. М.: 2000. С. 9. .

Как известно, никаких признаков «классовой солидарности» «немецкие рабочие в солдатских шинелях» не проявляли….

Был и еще один важный аспект. Как мы уже упоминали выше, одним из базисов советской идеологии был атеизм, причем в те годы, как правило, атеизм воинствующий. Важным отличием атеизма от практически любой религии является чисто биологическое понимание такого явления, как смерть.Между тем война и смерть — понятия неразделимые, и одной из необходимых составляющих моральной и психологической подготовки солдата к войне и к бою была подготовка к смерти. Если мы обратимся к истории русской дореволюционной армии, то увидим, что тема смерти в бою, смерти за государя была одной из основных в тогдашней, говоря современным языком, политико-воспитательной работе. Проще всего это увидеть, если обратиться к текстам русских военных песен. Основной принцип отношения к смерти четко выражен в солдатской песне середины XIX века — «Жизни тот один достоин, кто на смерть всегда готов». Смерть в бою считалась вероятной, более того — практически неизбежной. Солдат царской армии шел в бой умирать:

«Мы смело на врага за русского царя на смертьпойдем вперед, своей жизни не щадя» (песня Павловского юнкерского училища).

«За царя и за Россию мы готовы умирать» (солдатская песня).

«Марш вперед! Смертьнас ждет! Наливайте чары…» (песня Александрийского гусарского полка).

«Под ним умретдрагун беспечный, сложивший голову в бою» (песня 12-го Стародубовского драгунского полка).

«Коль убьютна бранном поле, так со славой погребут, а без славы да неволей все когда-нибудь помрут» (песня лейб-гвардии конно-гренадерского полка).

Такие песни (мы привели лишь малую толику) приучали солдат к мысли о возможности смерти в бою, учили не бояться смерти, готовили к ней. В основе этой подготовки было православное учение о смерти и загробном мире. Воин русской армии воевал за веру, царя и Отечество, и смерть в бою рассматривалась не только как воинский, но и как религиозный подвиг.