Михаил Восленский - Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза

Ситуация в России в те годы имела немало так хорошо знакомых нам черт. Огромное государство с мощным аппаратом полиции, с установившимися традициями самодержавия и забитым народом. Как могли революционеры перевернуть такую махину? Где было найти точку опоры? «Земля и Воля» рассчитывала на крестьянство — самый многочисленный класс тогдашней России; эти надежды не оправдались. Народовольцы делали ставку на индивидуальный террор; но результатом было устранение отдельных лиц, а не системы. Было известно, что в далекой индустриальной Англии Маркс и Энгельс указали на рабочий класс как на силу революции. Но они имели в виду промышленно развитые страны, а в России рабочих было еще мало, да и те выходцы из крестьян, кадрового пролетариата не было.

Что оставалось русским марксистам? Пропагандировать идеи Маркса и Энгельса, просвещать рабочих, постепенно готовиться к отдаленным боям будущего, а пока страстно ожидать предсказанную Марксом и Энгельсом, но почему-то задерживавшуюся пролетарскую революцию в развитых странах Западной Европы. Конечно, нелегко было смириться с мыслью, что придется ожидать развертывания естественно-исторического процесса; в масштабе истории он, может быть, протекает быстро, но отдельному человеку не прожить так долго, не увидеть Петербургской коммуны и бесклассового общества в России.

Однако невозможно поторопить открытые Марксом законы истории. Маркс как бы специально предупреждал нетерпеливых: «Ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества». [57] Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 13, с. 7.

Нельзя просто устроить революцию — не заговор, не переворот, а именно социальную революцию, и здесь не поможет никакая партия и даже никакой класс. В своей известной работе «Принципы коммунизма» Энгельс подчеркивал:

«Коммунисты очень хорошо знают, что всякие заговоры не только бесполезны, но даже вредны. Они очень хорошо знают, что революции нельзя делать предумышленно и по произволу и что революции всегда и везде являлись необходимым следствием обстоятельств, которые совершенно не зависели от воли и руководства отдельных партий и целых классов». [58] Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 331.

Не Россия или ее восточноевропейские соседи придут первыми к пролетарской революции. Энгельс в той же работе отмечал, что в России, Польше и Венгрии еще господствует крепостничество, как в средние века. [59] См. там же, с. 324–325. Пролетарская революция произойдет, как писал Энгельс, в «цивилизованных странах», то есть в Англии, США, Франции и Германии. Она даже протекать будет быстрее или медленнее в строгой зависимости от уровня развития каждой из этих стран — «в зависимости от того, в какой из этих стран более развита промышленность, больше накоплено богатств и имеется более значительное количество производительных сил».

И даже после того, как там победит пролетарская революция, она не перебросится на отсталые страны, а лишь «…окажет также значительное влияние на остальные страны мира и совершенно изменит и чрезвычайно ускорит их прежний ход развития». [60] Там же, с. 334.

Созданная молодыми Марксом и Энгельсом и психологически приноровленная к запросам радикальной части революционной западноевропейской молодежи кануна 1848 года идея антикапиталистической пролетарской революции в промышленно высокоразвитых странах сулила скорую победу только на Западе. Разочаровавшимся в крестьянстве и во всемогуществе индивидуального террора революционерам России она открывала лишь перспективу хотя и неумолимо закономерного, но длительного процесса роста производительных сил капитализма и их постепенно нарастающего конфликта с производственными отношениями.

В этой ситуации в кругах русских революционеров и выделился волевой, рано лысеющий молодой человек из Симбирска — Владимир Ульянов. Начинал он как один из многих молодых обожателей Плеханова. Но уже скоро стало заметно, что его интересует не столько марксистская теория, сколько политическая практика.

Не то чтобы Ульянов отрицал истинность или важность марксистского учения. Напротив, именно он с небывалым остервенением и полемической запальчивостью принялся отстаивать чистоту марксизма — как будто его оппоненты примкнули, многим рискуя, к марксизму только для того, чтобы это учение исказить, фальсифицировать и вообще подорвать. Бросалось в глаза, что в таких теоретических спорах молодой Ульянов всегда видел не путь отыскания истины, а метод борьбы с политическим противником. Скупой на слова о себе, Ленин в 1923 году, чувствуя приближение конца и окидывая взором пройденный путь, коротко напишет: «…для меня всегда была важна практическая цель». [61] В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 45, с. 374. Эти простые, но замечательно точные слова дают ключ к пониманию роли Ленина и ленинизма.

Главной практической целью жизни Ленина стало отныне добиться революции в России, независимо от того, созрели или нет там материальные условия для новых производственных отношений.

Молодого человека не смущало то, что было камнем преткновения для других русских марксистов того времени. Пусть Россия отстала, считал он, пусть ее пролетариат слаб, пусть российский капитализм еще далеко не развернул всех своих производительных сил — не в этом дело. Главное — совершить революцию!

И хотя, конечно, марксистскую догму надо безоговорочно признавать, на практике не важно, что там теоретизировал на этот счет Маркс. «Мы думаем, — многозначительно писал молодой Ульянов, — что для русских социалистов особенно необходима самостоятельная разработка теории Маркса, ибо эта теория дает лишь общие руководящие положения, которые применяются в частности к Англии иначе, чем к Франции, к Франции иначе, чем к Германии, к Германии иначе, чем к России». [62] В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 4, с. 184.

Почему, собственно, Ленин стал марксистом? Вопрос этот не принято задавать: как спрашивать такое о классике марксизма? Между тем вопрос не праздный. Ленин до 18 лет марксизмом вовсе не интересовался, а затем приобрел к нему очень специфический интерес — не как к научной теории, отыскивающей истину, а как к учению, которое можно сделать идеологией революции. Ленин уже на начальном этапе своего политического пути, когда считал нужным, без колебаний шел вразрез с марксистской теорией, хотя и молчал об этом. Марксизм был для Ленина не столько внутренним убеждением, сколько очень полезным и потому бережно хранимым инструментом.