Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6353 ( № 1 2012)

Он и впрямь был ребёнком. Иногда смешным, иногда капризным. В начале девяностых жил Юрий Давыдович скромно. Даже очень скромно. И у него была любимая песня-жалоба: совсем нет денег, даже яблочек дочкам не на что купить. И распевал он эту песню на все лады в телефонных разговорах с друзьями. Или с теми, кто только казался друзьями. В 1995 году ему присудили Государственную премию. И когда в очередной раз он спел свою песню по телефону одному очень известному писателю, к тому времени премию ещё не получившему (позже этот писатель получит все возможные премии), в ответ услышал хамскую отповедь. Дескать, премию получил, а всё жалуется. Это был страшный удар. Песню уничтожили.

В ноябре 1995-го мы дней десять жили в Бат-Яме, на берегу моря. Отправляемся гулять. Левитанский бредёт и всё время оглядывается по сторонам. Потом начинает канючить:

- Вам хорошо, вы молодой.

- Ну и что?

- А то, что кругом девушки красивые.

Приходим на берег, сажаю его в кафе у самой воды, покупаю чаю, соку, а сам, естественно, прыгаю в море. Возвращаюсь - на лице его почти смертельная обида:

- Вам хорошо, вы молодой, вы купаетесь в море. А мне уже не разрешают.

Ближе к обеду приезжает машина, и нас увозят на совместное интервью домой к симпатичной журналистке Полине. Сидим, весело отвечаем на вопросы, пикируемся, как всегда. Но стоило интервьюерше на пару минут выйти, как началось:

- Им хорошо, - завёл свою пластинку Левитанский, - они все обедают, а мы останемся голодными. Вы знаете, который час? Вот то-то же. Все обедают, а мы только разговариваем.

Когда журналистка вернулась, я улучил момент сообщить, что своим творческим кредо считаю непреложное убеждение в том, что поэта должны кормить, поскольку он один мучается за всё человечество. Интервьюерша тут же нас покинула, а минут через десять стол уже был накрыт. Довольный Левитанский, уминая пельмени, заговорщицки подмигивал и, похоже, теперь готов был продолжать беседу до бесконечности. А через неделю после нашего отъезда в газете появились наши солнечные физиономии и обширное интервью под довольно неожиданным заголовком "Поэта должны кормить[?]".

Кажется, Левитанский его не успел прочесть, потому что через пару месяцев умер. В январе.

По дороге на работу я частенько забегал к нему домой, чтобы перекинуться парой слов и занести последний номер "Литературки", в редакции которой я тогда служил. Газету он внимательно прочитывал от корки до корки. А в следующий мой визит устраивал форменный разнос за всё, что было или не было в ней напечатано:

- Нужно лучше думать и тщательнее отбирать материал, - наседал на меня Левитанский.

Я ещё не знал тогда, что именно мне придётся готовить материал о его смерти. Помню, собрались солидные литераторы и утверждали, что Левитанскому достаточно уделить маленький уголок на третьей полосе. Потому что в те же дни умер Иосиф Бродский, нобелевский лауреат, и рядом с ним нельзя называть Левитанского ни великим, ни знаменитым, ни просто большим поэтом. Мне удалось тогда вырвать полполосы, поссорившись со многими из присутствующих на многие годы. Я собирал материал, а в голове вертелось:

[?]всё просторней, всё глуше в осеннем лесу -

музыканты уходят -

скоро скрипка последняя смолкнет

в руке скрипача -

и последняя флейта замрёт в тишине -

музыканты уходят -

скоро-скоро последняя в нашем оркестре

погаснет свеча[?]

Уже после смерти его попытались втиснуть в какой-то строй, поставить по ранжиру, по росту в некую шеренгу поэтов. Воспользовавшись тем, что умер он прямо в каком-то собрании, протестовавшем против чеченской кампании, объявили его чуть ли не пламенным трибуном и жертвой этой самой войны. А на самом деле он был просто поэт. Просто поэт, каких мало. И этого вполне достаточно. Выше звания не бывает.

Ефим БЕРШИН

Средь отвергнутых могил

ДИСКУССИЯ "ПОСТМОДЕРНИЗМ: 20 ЛЕТ СПУСТЯ"

"Постмодернизм" мёртв, все безмерно устали от его диктата. Это можно часто услышать от неустанно пожираемых им детей - писателей и критиков. Но достаточно бегло просмотреть книги лауреатов самых капитализированных премий, чтобы убедиться: слухи о смерти "пациента", что называется, преувеличены. Постмодернистским дискурсом, то есть языковым и речевым процессом, пронизано всё - от политики до Интернета, от болтовни на улице до СМИ.

Коротко и весьма общо говоря, постмодернизм - это отказ от поисков смысла. Когда это началось? В первом номере "Знамени" за 1991 год появилась статья М. Эпштейна "После будущего (О новом сознании в литературе)". На фоне разваливающейся на жирные ломти страны удивительно вовремя открылось, что кроме секса в России завёлся ещё и диковинный зверь - постмодернизм. 20-летний юбилей "зверя" остался почти не замеченным. Однако разве не любопытно, что 20 лет назад тектонические изменения литературного ландшафта совпали с крушением общего уклада жизни 200 миллионов людей, а 20 лет спустя - с обострением общественной активности и провоцированием "перемен"?

В общем, на наш взгляд, именно сейчас настало время оглядеть минувшее 20-летие по возможности беспристрастным взором и начать серьёзный разговор о том, как постмодернизм повлиял на литературный процесс и чем обернулся для русской литературы.

Мы хотим, чтобы дискуссия получилась многоуровневой и плодотворной, не похожей на "бесконечную пачку жевательной резинки" (так аттестовала постмодернизм одна блогерша). И готовы дать слово всем заинтересованным сторонам, невзирая на лица. Мы далеки от сознания собственной непогрешимой правоты в духе стихотворения Н. Гумилёва:

Назади мне слышны стоны,

но свободный, обновлённый,

Торжествующая пошлость,

я давно тебя забыл;

И, познавши отрицанье,

я живу, как царь созданья

Средь отвергнутых могил.

И, поскольку много воды утекло из-под киля "парохода современности", мы начинаем дискуссию не с зубодробительного отрицания, а со спокойного общефилософского анализа феномена постмодернизма. Но надеемся, что градус обсуждения будет только нарастать.

Отдел литературы

Чайник надежды

ДИСКУССИЯ "ПОСТМОДЕРНИЗМ: 20 ЛЕТ СПУСТЯ"

Всё двадцатилетие наших последних по времени революционных преобразований сопровождает спор о постмодерне. Вначале, конечно, спорили продвинутые доценты филологических кафедр. Но совсем скоро реалии постмодерна вылились на улицы, его герои заняли почётные кресла в президиуме, его певцы - места классиков, и разговоры о нём стали занятием вполне демократичным. Но пока мы обвыкались жить в реалиях постмодерна (зачастую даже не подозревая об этом), самые продвинутые объявили о его смерти. Ибо нашлась-таки похороненная постмодерном истина! И обнаружилась она вовсе не в вялотекущем либеральном "конце истории", а в бодром неоконсервативном "столкновении цивилизаций". Но и в этом не нахожу ничего нового, пожимает плечами премудрый Соломон. Конец мировой истории объявлял ещё Вл. Соловьёв (предупреждая, правда, что её эпилог, как в драмах Ибсена, может затянуться на пять актов). И потом, последние годы прошли, как мы помним, в яростных спорах о модернизме. Однако модерн по многим признакам жив и поныне, а многие исследователи не без оснований сам пресловутый постмодерн называют лишь фазой его развития. Таково уж свойство человека - существа всеохватного и пограничного - всегда и везде следовать своим представлениям, избирая приятное себе и игнорируя обратное. Мир таков, как мы его себе представляем, - тот, кто это заметил, высказал весьма постмодернистскую истину.